Блатт напомнил, что в этом районе было два еврейских партизанских отряда – разве не было бы лучше, если бы Печерский сформировал из повстанцев партизанский отряд? Относительно отрядов – так оно и было. Айзик Ротенберг вспоминал, как вместе с еще одним собиборовцем в Парчевском лесу встретили отряд евреев-партизан Иехиель (по имени командира отряда Гриншпана) и примкнули к нему (после того как встреченные польские партизаны не захотели их взять). Печерский на это ответил, что хотел вернуться и воевать за свою страну.
А вот диалог Блатта и Печерского в изложении самого Блатта:
– Саша, не пойми меня неправильно, я здесь, я жив благодаря тебе. Многие из нас имеют семьи, детей и внуков, вместо того чтобы найти конец в Собиборе… Я просто хочу знать, почему ты не организовал из нас партизанский отряд? Мы были людьми из ада, готовыми идти на смерть, чтобы отомстить за смерть нашего народа. Скажи мне, пожалуйста, какая была необходимость покидать нас таким образом? Обещать, что ты скоро вернешься и принесешь еду. Мы верили тебе, ты был наш герой, как никто другой. Почему ты не сказал нам правду?
– Том, что я могу сказать? Ты был там. Мы были только люди. Это была борьба за жизнь.
А вот из моего разговора об этом с Михаилом Левом: “Чепуха на постном масле, какой такой партизанский отряд. Их бы уничтожили сразу, немцы окружили бы, и все бы погибли. Печерский это понял, хотя в военном отношении он был никто. Что касается оружия, я у него спрашивал. Каждый из старших групп беглецов (все они раньше служили в польской армии) что-то из оружия получил. С ним же пошли бывшие красноармейцы, и не у всех девяти было оружие”.
Блатт упрекал Печерского в том, что он оставил их с одной винтовкой, “да и ту твои люди пытались отнять у Шломо”. “Ты должен понять, – услышал он в ответ, – что они скорее бы расстались с жизнью, чем с оружием”. Факт остается фактом, Печерский не взял в свою группу никого из поляков. Он уже вновь почувствовал себя советским человеком: “Мы не столько евреи, сколько советские люди, мы уже боевая группа, нам еще воевать, и мы идем в партизаны”.
Можно ли было поступить иначе? Не знаю. Вот еще одна история. Вероятно, она совсем не кстати, тем не менее я никак не могу от нее отделаться, поэтому все же приведу отрывок из книги Ганны Кралль “Опередить Господа Бога” и оставлю читателю судить, насколько он здесь уместен. Марек Эдельман, один из руководителей восстания в Варшавском гетто, без прикрас повествует, в частности, вот о чем:
А девушки были хорошие, хозяйственные. Мы перебрались в их бункер, когда наш участок загорелся, там были все: Анелевич, Целина, Лютек, Юрек Вильнер, – и мы так радовались, что пока еще вместе… Девушки накормили нас, а у Гуты были сигареты “Юно”. Это был один из лучших дней в гетто. Когда мы потом пришли… и не было больше ни Анелевича, ни Лютека, ни Юрека Вильнера, – девушек мы нашли в соседнем подвале. На следующий день мы уходили каналами. Спустились все, я был последним, и одна из девушек спросила, можно ли им выйти с нами на арийскую сторону. А я ответил: нет.
Подрывник
В ночь на 19 октября группе Печерского удалось переправиться через Западный Буг, а еще спустя три дня в районе Бреста встретили партизан. Как мне рассказывал Вайспапир, это Печерский предложил идти на север, поближе к партизанскому краю, что их и спасло. Но дальше возникла заминка: “Мы попали в отряд имени Фрунзе, пробыли там несколько дней, после чего нас вызвали и сказали: “Нам евреи не нужны. Идите на восток, вступайте в армию, там будете воевать”.
Они ушли, но недалеко, поскольку вскоре на них напали разведчики из этого же отряда, отобрали оружие и только потом отпустили.
Что это были за разведчики, неизвестно. Но дело было не только в людях с их предубеждениями. Начальник Центрального штаба партизанского движения (он же первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии) Пантелеймон Пономаренко осенью 1942 года направил командирам партизанских формирований позорную радиограмму, запрещавшую принимать в отряды евреев, бежавших из гетто. Якобы потому, что среди них могли оказаться немецкие шпионы.
Командир отряда имени Щорса Виктор Федорович Гужевский, бывший летчик, этот приказ проигнорировал и беглецов в отряд принял. Его подпись стоит на справке, выданной Печерскому 24 июня 1947 года: “За время пребывания в отряде участвовал в двух спусках под откос воинских эшелонов противника”.