Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Я был отправлен в один из лагерей, недалеко от Смоленска, на оккупированной территории Советского Союза. Мое пребывание в Смоленске длилось 10 месяцев. Задача нашего лагеря заключалась в строительстве аэродрома. Единственное вознаграждение за наш труд, которые мы получали — это кусок хлеба и чашка супа. Вначале у нас были еще какие-то предметы, которые мы обменивали на хлеб у крестьян. Потом голод произвел такие опустошения, что ослабевших рабочих увезли в лес, где они были расстреляны. Хайм, мой друг по Варшавскому гетто, был вместе со мной. Кроме польских евреев — в трудовом лагере были также и немецкие евреи, которые были перевезены из Варшавского гетто. Я предложил моему другу: «Давай убежим, с нами ничего уже не может случиться худшего, чем быть здесь, где мы лишаемся своей шкуры».

Четыре месяца спустя, воспользовавшись темной ночью, мы миновали колючую проволоку. Но очень быстро, мы были задержаны и отправлены в другой лагерь, где мы снова работали, голодали и сносили побои. Спустя несколько месяцев, мы предприняли еще одну попытку к побегу. Там нам удалось остаться на свободе несколько дней, но потом эсэсовцы нас арестовали и отправили в гестапо в Минск. Спустя некоторое время минское гестапо, поместило нас в Минское гетто.

В лагере на Широкой

Большинство жителей минского гетто были уже уничтожены. «Нас здесь не ждет ничего хорошего». — говорили выжившие. И они нам помогли попасть в трудовой лагерь военнопленных, на улице Широкой.

Этот лагерь находился в ведомстве «СС». Пленные выходили оттуда маленькими группами работать на улицу. Мой друг и я, мы находили, что условия жизни там прекрасные. Пленные работая на улице, оставляли нам свой суп и иногда даже им удавалось принести нам подпольно продукты, которые они доставали у местного населения. Мой друг и я заболели тифом, но потом выздоровели. На Широкой находилось от 600 до 800 солдат и офицеров — евреев военнопленных; мы надеялись здесь остаться до освобождения. Но однажды нам объявили: «Вы поедете в Польшу», но не в город Лодзь, переименованный немцами в Litzmannstadt. Мы приехали в Собибор.

Собибор

По дороге в Собибор, поезд остановился в Хельме. Там, какой-то поляк проходил по вагонам и проверял номера. Мы спросили его, где мы находимся. «Вы едете в Собибор, там сжигают людей». «Сжигают людей!» Эти слова нас преследовали неотступно, но никто не прореагировал. Неправдоподобно. Я сам из Польши, из Варшавы, и я ничего не знал о лагерях смерти.

Поезд тронулся снова, остановился. Наступила ночь. Вагонная дверь открылась. Напротив нас, плакат с черными буквами: «СС Зондеркоманда Собибор». Затем все произошло очень быстро. Жители минского гетто были увезены эсэсовцами и потом: «Кто хочет на тяжелую работу?» — спросил один эсэсовец. Только несколько человек вышли из толпы. Тогда немцы выбрали 80 человек; остальные, среди которых был мой друг Хаим, были отправлены туда, куда уехали люди из гетто Минска. Я вскоре понял, что тот поляк был прав, в Собиборе сжигают людей.

Нас поместили в лагерь и заперли там. На следующий день началась работа. Надо было ровнять землю и делать подземные склады для оружия, захваченного у русских. Пленные, которые уже были там, рассказывали нам, что такое Собибор, и вскоре был подготовлен план восстания.

Тесные контакты наладились между вновь прибывшими и старыми заключенными, которые жили там раньше. Офицер Саша Печерский разработал детали восстания. В этом плане моя роль заключалась в том, чтобы убить эсэсовца Грейшута, который командовал гарнизоном. Незадолго до 14 октября, я был направлен в лагерь № 1 как плотник. Мне дали топорик, который Шмайзнер хорошо заострил и которым я поспешил воспользоваться.

14 октября был знаменательный день. Грейшут вошел в барак портных, чтобы примерить новую форму. Я ждал его за дверью. Я ударил один раз, второй. Он упал мертвый. Мы у него забрали оружие и принялись ждать сигнала всеобщего восстания и бегства. К несчастью, Френцель не пришел. Я так надеялся его убить тоже!

В 5 часов я услышал: «Ура, ура! Да здравствует свобода!» Тогда я побежал в том направлении, откуда раздавались крики, к выходу из лагеря. По дороге я встретил двух заключенных, бежавших в противоположную сторону. Мне удалось добыть винтовку, и я побежал за ними. Я не знаю, как я миновал колючую проволоку и мины. И вот я в лесу. Я побежал, упал, уснул, потом проснулся ночью. Инстинктивно, я снова побежал. Но я все еще находился недалеко от лагеря. Когда я бежал, я встретил трех других заключенных, один из которых, Борис, был из лагеря на Широкой. Мы все вместе оставались в лесу в течение 3–4 недель. Ночью мы подходили близко к деревням и просили хлеба. Иногда нам его давали охотно, но иногда нам приходилось угрожать.