Собирай шмотки, мы летим в Швецию (СИ)

Остаток пути мы провели, обсуждая самый сырой, самый непроработанный и шаткий план по спасению человека из лап бандитов, который только видело человечество. Но у нас было оружие, и Ева, и еще пара-тройка головорезов из Якудза. Все не так плохо. Наверное.

***

С самого детства я очень любила кататься на машине — родители часто выбирались за город, где устраивали пикники или мини-походы. Дорога обычно занимала пару часов, и мне нравилось в это время валяться на заднем сидении с книгой или, просунув голову между передних сидений, болтать с мамой и папой обо всем и ни о чем. А ещё в поездках у меня появлялась уйма времени, чтобы поразмышлять о тягостях своей детской жизни и помечтать. Отчего-то именно дорога, мелькающие деревья за окном, сменяющиеся пейзажи навевали на меня подобное «мыслительное» настроение.

Детство прошло и многое поменялось: родители погибли в автокатастрофе (как иронично), а моя очередная поездка на машине теперь проходила в её багажнике со связанными руками, кляпом во рту и пыльным мешком на голове.

Добро пожаловать во взрослую жизнь, — саркастично заметил внутренний голос.

Примечательно, что «мыслительное» настроение в дороге по-прежнему сохранялось, и именно сейчас я думала об Александре, хотя стоило бы подумать о себе.

Когда мне открылось настоящее лицо моего похитителя — Фредерика Ларсена, я ощутила ужас, но упс, снова не за себя, а за эту невыносимую занозу, которой еще пару часов назад я была готова залепить нехилую пощечину. Хотя, что это я? Страх за Александра никак не мешал мне продолжать представлять, как моя ладонь звонко отпечатывается на его гладковыбритой щеке.

Почему появление Ларсена так напугало меня? Все просто.

Если с Кадоганами ситуация была довольна прозаична: похищение и покушение из мести за разрушенный бизнес отца, но наличие в этой схеме Ларсена указывало только на одно — воздействовать хотят не только на меня, но и на Нильсенов. Другого варианта я не видела.

Встретившись с абсолютно пустыми серыми глазами Фредерика, я испугалась: не успел ли он что-то сделать с Оливией или Алексом? Возможно, Александр тоже похищен, чтобы надавить на миссис Нильсен? Хотя, что именно было нужно Ларсену от Александра, я не понимала.

Когда сознание поразила страшная догадка, с губ сорвалось единственное, что крутилось в голове:

— Алекс, пожалуйста.

Что я хотела этим сказать?

Может быть, молилась, чтобы Нильсен догадался своим острым умом обо всем происходящем раньше, чем случится непоправимое, а может, хотела упросить Фредерика не трогать эту саркастичную задницу или просто прощалась.

Как бы там ни было, у меня не получилось ровным счётом ничего — Александр, разумеется, меня не услышал, а в следующее мгновение тело пронзил мощный удар электрошокером, от чего я позорно отрубилась.

— Замечательно, Агата, — издевательский тон прервал мой поток рефлексии, — ты так и будешь тут лежать и размышлять о Нильсене или все же пораскинешь мозгами и придумаешь, как спастись?

Придумать выход. Спастись, — эхом отзывалось в голове.

Я лишь глухо рассмеялась от своих же мыслей и попыталась перекатиться на спину ибо бок уже порядком затек. Честно говоря, именно сейчас я ощущала некое смирение, и эта отчаянная попытка сознания призвать меня к бою, вызывала во мне неуместную улыбку.

Что мы имеем?

Я в багажнике. В машине, где сидят трое вооружённых мужчин. Меня везут в неизвестном направлении. Единственный человек, который теоретически мог бы меня спасти, сам в опасности. Сэм, скорее всего, мёртв. Расклад не лучший, а если честно просто ужасный.

Следом за размышлениями меня внезапной волной накрыл приступ неконтролируемого истеричного хохота — я откинулась на спину, беззвучно смеясь и ощущая, как по щекам бесконечным потоком стекают горячие слезы.

Забавно, что всего несколько часов назад я переживала из-за появления Барби в доме Александра, устраивала истерики, когда он перенёс мои вещи, смущалась перед лицом Макото, переписывалась с Рейчел — сейчас эти события казались нелепыми, мелкими, но почему-то очень важными. О них хотелось думать.

Хотелось думать о тёплых руках Александра, держащих мои запястья, хотелось думать о том, как возмущается Рейчел из-за моей растрепавшейся причёски, хотелось вспоминать уроки дрифта от Сэма, наши песни в караоке с задорной Евой, тёплую улыбку моего личного великана-защитника Эллиа. Хотелось думать о маме, об отце, об Аннет.

Аннет. Женщина, которая заварила кашу, в которой теперь варилась уже я, женщина, которая учила меня никогда не сдаваться, которая своим примером показывала, как железной хваткой можно ставить на колени мужчин.

— Ну уж нет, — зазвучал стальной голос в моей голове, — если умирать, то красиво. Не увидите слез и не услышите мольбы о пощаде. Агата Харрис будет бороться до последнего и уйдёт только с гордо поднятой головой.

— Вот это моя девочка! — одобрительно вторил мужской голос со шведским акцентом.