4 Некоторые списки сказания о «Батыевой рати» (ПСРЛ, т. VII, с. 139; т. X, с. 105; Летопись по Акад. списку, в 3-м изд. Лаврентьевской, с. 487) спутали Игоревичей с Ингваревичами и тем создали мнимого Олега, брата Юрия Игоревича (по этим спискам – Ингваревича): «Юрьи Ингварович, брат его Олег Ингворович», или: «Юрьи Ингварович и брат его Олег», что явно лишь искажает правильное чтение: «Юрьи, Инъвгоров брат, Олег Инъвгоревич» (Новг. IV; ПСРЛ, т. IV, с. 215) или: «Гюрги, Инъгворов брат, Олег Роман Инъгорович» (Новг. I, с. 247); осторожность А.В. Экземплярского (т. II, с. 571 и родословную таблицу VII) излишня. Родословные XVI в. (Временник М.О.И. и Др., кн. 10, с. 30; ПСРЛ, т. VII, с. 243) поддались той же путанице, так как сыновьями Ингваря Игоревича называют Романа, Юрия, Олега, т. е. выпускают Ингваря Ингваревича, а его братьев (Олега и Романа) делают братьями Юрия Игоревича (который у них Ингваревич); близость имен Игорь и Ингвар привела к смешению отца с сыном и двух Романов – Игоревича и Ингваревича. Другое сказание о нашествии Батыя («О нашествии злочестивого царя Батыя на Русскую землю повесть умильна») – в составе сказания «О пришествии чудотворного Николина образа Зарайского, иже бе из Корсуня града, в пределы Рязанские», – которое дошло и в отдельных списках (Временник М.О.И. и Др., кн. 15) и в Русском Временнике (изд. 1820 г., т. I, с. 92 и след.), называет еще двух Ингваревичей – Глеба и Давида, причем Глеба именует «коломенским», а Давид Ингваревич оказался тут муромским князем; оба они – братья Юрия «Ингваревича» (Р.Вр., I, с. 114 и 124–125). Пронские князья, упоминаемые в сказании о «Батыевой рати», могут быть только Ингваревичи: Всеволод Пронский, упоминаемый в «умильной повести» (Р.Вр., т. I, с. 110; Временник М.О.И. и Др., кн. 15, с. 14) – по родословной Временника (кн. 10, с. 30) Глебович, а по другим (см. у Экземплярского, т. II, с. 623) – Михайлович (сын Кир-Михаила), создание генеалогических комбинаций, причем не подтверждаемых. Судя по перечням князей, созванных Юрием Игоревичем для отпора татарской силе, в упомянутых текстах, их основной текст, подвергшийся затем ряду искажений, называл за Юрием старейшего из Ингваревичей (Романа, а в другой редакции Олега), затем муромских и пронских князей. Косвенное подтверждение тому, что под «пронскими князьями» следует понимать Ингваревичей, дает текст родословной книги, изданной в 10-й книге Временника, где после Юрия и Романа названы сперва муромские князья, затем князья Олег, Давыд и Глеб Ингваревичи. «Повесть умильна» развивает далее путаницу с Олегами, повествуя, как Ингварь Ингваревич собирал «раздробленные уды» брата, Олега Красного, и хоронил его (Рус. Вр., т. I, с. 125); зная, что Олег остался жив, историки считают Олега Красного братом Юрия Игоревича (Иловайский. Ист. Рязанского княжества, с. 90) или отделяют прозвище в пользу племянника, оставляя мнимого дядю просто Олегом (Экземплярский, т. II, с. 570 и 572).
5 ПСРЛ, т. XV, с. 160. Олега обычно считают младшим потому, что он позже княжил. Однако возможно, что он был вторым сыном Ингваря Игоревича (после Романа); возвращение из Орды могло и не стоять в связи со смертью его брата Ингваря. Отсутствие известий не дает возможности восстановить даже элементарные факты рязанской истории XIII в. Жалованная грамота в. к. Олега Ивановича Ольгову монастырю (А.И., т. I, № 2) вызывает большое сомнение перечнем «прадедов» в. к. Олега: Ингварь, Олег, Юрий. Первые двое – Ингваревичи? Но как попал на третье место Юрий, их дядя?
6 Историк Рязанского княжества Д.И. Иловайский отмечает возрождение русской колонизации в юго-восточном направлении после Батыева погрома (Указ. соч., с. 93–96); граница княжества «перешагнула за реку Воронеж и углубилась в степи»; окрепли русские поселения в степном пространстве между р. Воронежем, Доном, Хопром и Великой Вороной, известном под названием Червленого Яра. Этот предел Рязанской украйны, обращенный к татарской степи, область мелкой пограничной борьбы и постоянной воинской тревоги, был предметом спора о разграничении рязанской и сарайской епархий. Грамота митр. Феогноста (А.И., т. I, № 1), подтвердившая решение митр. Максима и Петра в пользу рязанской епархии, обращена «ко всем христианом Червленого Яру»; грамота митр. Алексея (о том же, А.И., т. I, № 3) – «ко всем хрестианом, обретающимся в пределе Червленоги Яру и по караулом возле Хопра до Дону». Рязанские князья держат тут степную сторожку для предупреждения неожиданных татарских набегов, ранний зародыш позднейшей станичной и сторожевой службы (ср. Беляева в «Чтениях О.И. и Др.», 1846 г.). Д.И. Иловайский придал значение тому, что «караулы» упомянуты только в грамоте митр. Алексея, а не Феогноста, и заключил, что в 60-х гг. XIV в. они были еще внове. Но различие в формуле обращения обеих грамот едва ли имеет столь определенно показательный смысл ддя датировки появления украинных караулов, а по существу, это явление старинное, надо полагать еще из времен половецких.