«Огонь, огонь!» — услышал он команду лейтенанта и прислонил щеку к холодному прикладу винтовки. Матти смотрел сквозь стрелковую щель бетонного укрепления на приближающиеся танки, волокущие бронированные сани с фигурками русских солдат, на умирающего у него за спиной земляка, на суетящихся слева и справа однополчан, на пулеметчика в конце туннеля, старательно устраивающего могучий зад на велосипедном седле перед массивным пулеметом. Обруч сделал его все видящим и все запоминающим. Обруч сделал Матти лучшим стрелком роты. Матти сосредоточил внимание на броне танка, развернувшегося для объезда гранитного валуна. Сани за танком тоже развернулись и накренились, полозья уперлись в сосновый пень. Пять фигурок в санях высунули свои остроконечные шапки из-за спасительных стальных листов и палили из винтовок по бетонным стенкам дота. «Кто-то из них убил Юхона»,— подумал Матти и стал методично стрелять, быстро передергивая затвор. Пять живых фигурок стали мертвыми. Из укрытия выскочили два бойца противотанкового отряда и метнули бутылки с зажигательной смесью. Танк запылал, из открытого люка высунулась голова, Матти выстрелил, и голова больше не показывалась. А русские надвигались и надвигались. Казалось, они не ведают страха смерти или не знают о ней вообще. И Матти стрелял без единого промаха. Когда атака была отбита, а вокруг позиции чернели десятки остановленных танков и кругом в смертельном беспорядке были разброшены сотни тел, Матти выбрался из дота и в составе группы добровольцев преследовал русских, стреляя в спины вязнущих в снегу, бегло отстреливающихся врагов. Ночью они подкрались к позициям русских и стреляли в светящиеся точки папиросок, отстреливали греющихся у костров красноармейцев. Русские отвечали шальным огнем. Возвращались в сереющем свете зимнего утра. Троих добровольцев убили.
— Скольких ты завалил? — спросил его Эрик, отхлебывая горячий кофе.
— Я больше не считаю, — ответил Матти.
— Как это у тебя получается? Вроде бы раньше ты не отличался меткостью глаз, — не отставал любопытный Эрик.
— Когда-нибудь я тебе расскажу. Спать буду. Не мешай, — ответил Матти и по-детски свернулся калачиком на деревянных нарах. Закрыл глаза и сквозь прицел винтовки ясно увидел обмороженное лицо русского. Широкие скулы, редкая щетина на впалых щеках, ямочка на подбородке, густые ресницы. Крылья тонкого носа с горбинкой раздуты. Раскрытый рот судорожно хватает холодный воздух. Белые ровные зубы. Губы обезображены морозом. Лицо красивого человека, бегущего на неизбежную встречу с Ужасом. Взгляд застывает, зрачки расширяются. Пуля входит в уголок левого глаза, мгновенно потерявшего свою голубизну и превратившегося в кровавый фонтан. Подбородок запрокидывается, рот продолжает раскрываться, впуская в легкие последнюю порцию живого воздуха, и человек погружается в февральский снег.
«Он враг, он враг, я не виноват», — пульсировала одна навязчивая мысль, и Матти пытался заменить образы смерти летними картинками довоенной жизни. И видел другое лицо молодого русского, сраженного метким выстрелом в шею.
«Я солдат, я привыкну, я должен к этому привыкнуть, — шевелил губами Матти и скреб ногтями кожу в уголках глаз. — Чертов обруч всевидящий!»
Новое зрение не внесло существенных изменений в образ жизни, которого придерживался Ю.Б. последние пять лет. Он построил свою жизнь таким образом, чтобы иметь возможность максимально свободно распоряжаться временем, обладая минимумом в материальном плане. Такой выбор он сделал. Ему не надо было ходить на службу каждый день. В неделю раз он переступал порог конторы, торопясь расстаться с обманчиво деловитыми представителями рекламного бизнеса. Довольствуясь малым в настоящей жизни, он был богат исключительно в своих фантазиях. Мечтание и фантазирование было для него как перелистывание глянцевых журналов и ночной просмотр боевиков и детективов по ТВ. Его можно было бы назвать аскетом или чань-буддистом, если не принимать во внимание его маниловские грезы. Грезы, вполне осуществимые в современный период потребительского азарта. Но зарабатывать деньги стало скучно. Суетно. Убийственно для здоровья. Он мог заниматься только тем, что было интересно. Любая работа, которая увлекала его на некоторое время, выполнялась с максимальным привлечением имеющегося в наличии творческого потенциала. Добившись результатов, он скучал, терял интерес к дальнейшему процессу, искал нечто новое. Непостоянство денег не приносило. Но избавляло от необходимости каждодневного общения с дураками и хитрецами, что неизбежно в процессе накопления и преумножения капитала. Как говорит Семеныч: «Богата дураками земля русская».