Ю.Б. был пассивным созерцателем и внеобщественным элементом, предпочитая одиночество в вынужденном труде и заслуженном отдыхе. Поэтому никогда не был женат. Влюблялся часто, исключительно в красивых, длинноногих и ухоженных. Почти всегда ему отвечали взаимностью и ждали серьезных предложений, невзирая на его бедность по нынешним стандартам. Напрасно ждали. К таинству брака Ю.Б. был по-прежнему не готов. Внебрачный статус компенсировал нежностью и умением предугадывать любовные предпочтения временных подруг, даря им стопроцентное удовлетворение. Чему способствовало и крепкое здоровье, доставшееся от казачьих предков и усиленное физкультурой. Короче, роль любовника в этой жизни удавалась ему лучше всего. Как ему казалось, лучшие годы жизни были связаны именно с периодами любви.
Ю.Б. любил красивые места, будь то городские улочки или далекие острова в заливе и затерянные лесные тропы. Любил бродить вдоль набережных каналов и речек, любил многолюдные проспекты и городские сады. В городе, среди тысячи прохожих, он чувствовал себя, как в лесу, умиротворенно одиноким, незаметным и независимым. Любил смотреть и наблюдать за людьми, общения с которыми избегал. Обруч дал ему новые возможности, одно временно лишив удовольствия неспешного потягивания пивца на террасе в летний вечер.
Но наслаждаться сверхъестественным зрением мешало беспокойство. Обруч врос в его плоть. Безболезненно и прочно. Сколько ни пытался Ю.Б. снять всемогущий глаз, вернувшись домой из лесного похода, ничего не получалось. Возникли вопросы. «Обруч одноразового использования одним носителем? Имеется ли секрет избавления от него? Типа ампутации внезапно выросших крыльев. Нетипично. Неэстетично с точки зрения бескрылого большинства, но как практично и поэтично! Вспорхнул и полетел. Стоит ли ломать голову из-за внезапного дара всевидения и подсматривания? Возможности прокручивать яркие зрительные образы волевым усилием или легким движением мысли? Обруч в тысячи раз усилил зрительную память. Обруч заменил фото и видео, оптику бинокля, монтажное оборудование режиссера документального кино. Правда, кино — только для одного зрителя. Но каково происхождение обруча? Возникнут ли побочные явления от нового органа зрения? Может быть, обруч— ретранслятор видеоинформации для обитателей Луны? Инструкция ведь к обручу не прилагалась», — раздумывал Ю.Б., всматриваясь в профиль юной художницы, сосредоточенно покусывающей кончик кисти на спуске к Фонтанке, под чугунной оградой дворца. Девчонка была вызывающе неопрятна и антигламурна. Вся в черном, мятом, мешковатом, в смазанных каплях красной краски. Смуглая щека покрыта белыми брызгами. Рыжие вьющиеся волосы стянуты полосатой георгиевской ленточкой. Пухлые губки, аккуратный носик, высокий лоб, большие глаза. Прикид творческой личности не скрывал, однако, идеальные формы женского тела, скорее подчеркивал там, где надо, прелестные выпуклости и изогнутости. Девочка искренне играла в богему. Ее подруга, прислонившись спиной к гранитной стенке, впитывала вечерний загар прыщеватой кожей миловидного лица юной искательницы смысла жизни, обхватывала губами зеленое горлышко пивной бутылки и перелистывала «Жизнь Ренуара» Анри Перрюшо. Под бронзовым хвостом клодтовского коня «синяки», уткнув носы в общий мобильник, о чем-то спорили, вяло жестикулировали, одновременно вытягивая руки в сторону цирка. Вспухшие загорелые лица сохраняли застывшее выражение безразличной злобы. Два курсантика, в мышиных мундирах на вырост, остановились подле непрезентабельной компании, пошевелили строгими губами, и ссутулившиеся «синяки» поволокли ноги в одинаковых зимних кроссовках на гранитную набережную. Освободившееся место заняла не озабоченная диетическим питанием группа туристов из штата Техас, если верить надписям на синих майках. «А в кино американцы красивы и стройны, а приезжают некрасивые и толстые, — подумал Ю.Б. — Иллюзия и реальность».