Собиратели ракушек

— Пенелопа, просто глазам своим не верю. Я уж думала, тебя не узнать. А ты, оказывается, все такая же. Высокая, стройная, красивая, как прежде. Я боялась, ты стала совсем другой, но ты ни капельки не изменилась.

— Конечно, я совсем другая. Седая и старая.

— Ну если ты седая и старая, то я стою одной ногой в могиле. Мне скоро семьдесят. И это по самым скромным подсчетам, как говорит Эрни, когда я начинаю задираться.

— А где Эрни?

— Он уверен, что сначала нам захочется побыть вдвоем, без свидетелей. Отправился к себе на огород. С тех пор, как он ушел на покой и перестал торговать овощами, это его палочка-выручалочка. Я ему говорю: если разлучить тебя с морковью и турнепсом, ты места себе не найдешь. — И она шумно и весело рассмеялась, как в былые годы.

— Я принесла тебе цветы, — сказала Пенелопа.

— Какие красивые! Ну зачем ты… Знаешь, я сейчас поставлю их в кувшин, а ты проходи в гостиную и устраивайся поудобнее. Чайник я уже поставила, решила, что чашечка чаю тебе не повредит.

Гостиная находилась рядом с кухней, туда вела открытая дверь. Ступив через порог, Пенелопа словно оказалась в прошлом: как и при старой миссис Пенберт, гостиная была уютной, загроможденной вещами комнатой, где на своих местах по-прежнему стояли почти все памятные Пенелопе сокровища: блестящая фарфоровая посуда за стеклом в буфете, стаффордширские собаки на каминной полке, бугристые диваны и кресла с кружевными салфетками на спинках. Но было и кое-что новое: огромный, совсем новенький телевизор, новые, с иголочки, занавески с броским рисунком; над каминной полкой, где прежде была увеличенная фотография брата миссис Пенберт, погибшего в Первую мировую войну, теперь висел написанный Шарлем Ренье портрет Софи, который после похорон отца Пенелопа подарила Дорис.

— Нет, не можешь ты подарить мне этот портрет, — говорила тогда Дорис.

— Почему же?

— Да потому, что это портрет твоей матери.

— Мне очень хочется, чтобы он остался у тебя.

— Почему у меня?

— Потому что ты любила Софи не меньше, чем мы. Ты и папа́ любила, и после моего отъезда именно ты ухаживала за ним вместо меня. Редкая дочь так заботится о своих родителях.

— Просто ты сама очень добрая. И преувеличиваешь мои заслуги.

— Наоборот. Ты заслуживаешь гораздо большего. Но сейчас мне больше нечего тебе подарить. Это все, что у меня есть.

Стоя теперь посреди комнаты, Пенелопа вглядывалась в портрет и думала, что и теперь, спустя сорок лет, он все такой же прелестный, веселый и притягательный. С него по-прежнему смотрела двадцатилетняя Софи с широко расставленными глазами, коротко подстриженными волосами и ярко-красным, отделанным бахромой шарфом, небрежно накинутым на плечи.

— Ну как, приятно тебе увидеть его снова? — спросила Дорис.

Она вошла, неся в руках кувшин с букетом цветов, который поставила на стол. Пенелопа обернулась.

— Очень. Я уж и забыла, до чего он хорош.

— Небось жалеешь, что отдала его мне.

— Нет, нисколько. Просто приятно встретиться с ним вновь.

— Придает комнате шик, правда? Все на него заглядываются. Мне предлагали за него кучу денег, но я не отдала. Я не продам его ни за какие деньги. А теперь давай-ка устроимся поудобнее да поговорим, а то скоро и старик мой придет. Мне так хотелось, чтобы ты приехала; уж я приглашала тебя, приглашала… Ты что, в самом деле живешь в гостинице «Золотые пески»? С разными там миллионерами? Разбогатела, что ли? Выиграла в лотерею или как?

Пенелопа рассказала ей о событиях последних недель. О том, как совершенно неожиданно на мировом рынке произведений искусства начала подниматься цена на работы Лоренса Стерна, о том, как позвонила Рою Брукнеру и продала два панно.

Дорис была потрясена:

— Сто тысяч за две такие маленькие картины? Да это просто чудо! Я так рада за тебя, Пенелопа.

— А картину «Собиратели ракушек» я подарила галерее в Порткеррисе.

— Знаю. Прочла об этом в местной газете. Мы с Эрни тут же пошли посмотреть. Знаешь, странно видеть ее в музее. Столько связано с ней воспоминаний. Поди, будешь скучать без нее?

— Наверное. Но годы идут. Мы стареем. Пора приводить в порядок свои дела.

— И не говори. Кстати, о годах, которые уходят. Как ты нашла наш Порткеррис? Небось не узнала старый городишко? Никогда не знаешь, что придумают люди завтра; одному богу известно, сколько перемен произошло здесь в первые годы после войны, строители, прямо скажем, постарались. Старый кинотеатр переоборудовали в супермаркет, ты, наверное, уже заметила. А мастерскую твоего отца снесли и на ее месте построили пансионат для курортников, выходящий окнами на Северный пляж. А потом было у нас нашествие хиппи — очень неприглядное зрелище, скажу я тебе. Спали прямо на пляже и мочились где придется. Глаза б не глядели, до чего противно. — Пенелопа засмеялась. — А на месте гостиницы «Нептун» теперь тоже стоят дома для курортников. Что же касается нашего старого дома… Ты не расплакалась, придя на то место? А какой у твоей мамы был чудесный сад… Надо было мне подготовить тебя, рассказать, как все изменилось.