А Пенелопа вольная птица. Она живала в Париже, ее семье принадлежит не только этот домище в Лондоне, но и коттедж в Корнуолле. Амброз стал мысленно рисовать их корнуоллские владения: недавно он прочел «Ребекку» Дафны Дюморье, и ему представился особняк типа «Мэндерли», что-то елизаветинское, с подъездной дорожкой длиною в милю, обсаженной гортензиями. Отец знаменитый художник, мать француженка, и поездка в гости к друзьям на юг Франции в шикарном «бентли» для них самое обыкновенное дело. Ничто не вызывало у Амброза такой зависти, как этот автомобиль. Всю жизнь он страстно мечтал о такой машине, это был символ высокого положения в обществе, прочного богатства и легкой эксцентричности, которая лишь усиливает шарм, — словом, автомобиль для настоящего мужчины.
Взволнованный этими мыслями, а также желанием выведать у Пенелопы как можно больше, он двинулся за ней в дом, прошел весь нижний этаж, поднялся по темной узкой лестнице. Открыв еще одну дверь, они оказались в парадном холле дома, просторном и изысканном, с прекрасным веерообразным окном над парадной дверью и широкой винтовой лестницей с низкими ступенями, ведущей на второй этаж. Он с изумлением озирался, потрясенный неожиданно открывшимся великолепием.
— Тут все в таком запустении, — вздохнула Пенелопа, как бы извиняясь, но Амброз решительно никакого запустения не углядел. — И это ужасное темное пятно на обоях, где висели «Собиратели ракушек». Это папина любимая картина, он боялся, что она погибнет во время бомбежек, и мы с Софи специально приехали сюда, чтобы упаковать ее и отправить в Корнуолл. Без нее дом словно что-то утратил.
Амброз шагнул к лестнице, горя нетерпением подняться выше и посмотреть, что там, но Пенелопа остановила его:
— Нет, мы туда не пойдем. — Она открыла дверь. — Это спальня моих родителей. Раньше здесь, кажется, была столовая, окна выходят в сад. Утром в ней изумительно, столько солнца. А это моя комната, окнами на улицу. Это ванная. А здесь мамины стиральная машина, пылесос, утюги и прочее. Вот, собственно, и все.
Экскурсия была закончена. Амброз вернулся к подножию лестницы и поглядел наверх.
— А кто живет в остальной части дома?
— О, у нас тут много народу. Семья Хардкасл, Клиффорды, в мансарде Фридманы.
— Жильцы, стало быть. — Он чуть не подавился этим словом, вспомнив, с каким невыразимым презрением всегда произносила его миссис Килинг.
— Да, наверное, можно назвать их и так. Мы очень их любим. Представляешь, полный дом друзей. Кстати, я чуть не забыла: надо зайти к Элизабет Клиффорд, поздороваться. Я пыталась позвонить ей, но было занято, а потом я закрутилась.
— Ты ей скажешь, что я здесь с тобой?
— Конечно! Пойдем со мной! Она изумительная, и, я уверена, тебе тоже понравится.
— Нет, по-моему, мне ходить к ним не стоит.
— Тогда ступай на кухню, поставь чайник — мы выпьем чаю. Наверняка Элизабет даст мне кусок пирога или печенья, а потом мы пойдем в магазин и купим яиц, хлеба и еще чего-нибудь, иначе нам будет нечем завтракать.
Она была похожа на Венди[15] из «Питера Пэна».
— Согласен. Я сейчас.
И она побежала вверх по лестнице, а Амброз так и остался стоять в холле, глядя, как мелькают ее длинные ноги. Он задумался. Его, обычно такого уверенного в себе, сейчас мучили непривычная растерянность и неприятное подозрение, что, придя сюда, в дом Пенелопы, он каким-то образом потерял контроль над развитием событий. Такого с ним никогда не случалось, и он заволновался. Его кольнуло страшное предчувствие, что ее удивительная наивность в сочетании со свободой от условностей могут подействовать на него не менее сокрушительно, чем крепкий сухой мартини, и окончательно выбьют почву из-под ног.
Большую печь в кухне надо было растапливать, но нашелся электрический чайник. Амброз наполнил его и включил. Наступили ранние февральские сумерки. В большой темной комнате было холодно, но в гостиной в камине были сложены щепки для растопки и даже бумага. Он чиркнул зажигалкой и стал смотреть, как разгораются щепки, потом насыпал угля из медного ведра, подложил несколько поленьев. К тому времени, как спустилась Пенелопа, в камине уже полыхал жаркий огонь и весело пел чайник.
— Ой, как чудесно, что ты затопил камин! С ним жизнь сразу теплеет и светлеет. Пирога не было, но я принесла немного хлеба и маргарина. Погоди, что-то тут не так. — Она нахмурилась, словно пытаясь понять, что именно, и вдруг улыбнулась. — Ну конечно — часы. Часы стоят. Амброз, заведи их, пожалуйста. Они так приятно тикают.
Часы были старинные, они висели высоко на стене. Он пододвинул стул, встал на него, открыл стеклянную дверцу, перевел стрелки и повернул большой ключ. Пенелопа тем временем достала из буфета чашки, блюдца и заварочный чайник.
— Ты повидала ваших друзей?
Часы пошли, и Амброз спрыгнул на пол.