Пенелопа подошла и вложила руку в его ладонь. Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал очень бережно и нежно, боясь испортить элегантную прическу и скромный грим. У ее помады был восхитительный вкус. Он отстранился, улыбаясь и глядя в ее мягкие темные глаза.
— Знаешь, мне даже жаль, что приходится идти в театр, — прошептал он.
— Но мы же вернемся, — возразила она, и его сердце затрепетало в радостном ожидании.
«Жизнь в вихре вальса» оказалась совершенно неправдоподобной мелодрамой. На актрисах были платья с пышными юбками в оборках и обтягивающими корсажами, на актерах лосины, все пели очень мелодичные песни и влюблялись друг в друга, а потом самоотверженно отказывались от любимых и расставались, и все это среди нескончаемых вальсов. Наконец спектакль кончился. Они вышли на темную, хоть глаз выколи, улицу и проехали по Пикадилли до ресторана «Куоглино», где решили поужинать. Играл оркестр, на крошечной площадке танцевали пары, все мужчины были в военной форме, многие из дам тоже.
Дожидаясь, пока официант принесет следующее блюдо, Амброз и Пенелопа тоже танцевали, хотя теснота на пятачке была такая, что можно было лишь переминаться на месте с ноги на ногу. Но их это ничуть не огорчало, их руки лежали на плечах друг у друга, он прижимался щекой к ее щеке и время от времени целовал в ушко или шептал слова, от которых она вспыхивала.
На Оукли-стрит они вернулись около двух ночи. Держась за руки и давясь смехом, открыли в кромешной темноте чугунную узорную калитку и спустились по крутым каменным ступенькам.
— Почему все боятся бомб? — сказал Амброз. — Это затемнение — верная смерть: споткнулся, и готово, сломал шею.
Пенелопа высвободилась из его рук, нашла ключи, нащупала замок и, немного повозившись, отперла дверь. Он вступил следом за ней в теплую бархатную черноту. Она плотно закрыла дверь и только тогда зажгла свет.
Было очень тихо. Обитатели верхних этажей мирно спали. Лишь тиканье часов и шум изредка проезжающей мимо машины нарушали тишину. Камин, который затопил Амброз, почти погас, но Пенелопа подошла к нему, разворошила тлеющие угли и зажгла лампу. Гостиная за аркой наполнилась светом, словно на сцене подняли занавес. Действие первое, картина первая. Не хватало только актеров.
Амброз не спешил перейти к ней, туда. Пребывая в приятном опьянении, он с удовольствием выпил бы еще и потому взял бутылку виски, налил несколько капель и разбавил содовой из сифона. Потом выключил в кухне свет и пошел туда, где плясало пламя в камине, освещая просторные кушетки с множеством подушек и девушку, которую он пламенно желал весь вечер.
Пенелопа сидела на ковре возле камина, сбросив туфли, и, когда он приблизился, улыбнулась. Было поздно, она наверняка ужасно устала, и все равно ее темные глаза сияли, а лицо светилось оживлением.
— Почему огонь так привлекает? Смотришь на него, и кажется, что ты не один, — проговорила она.
— А я рад, что мы одни. Только ты и я да огонь.
На душе у нее было так хорошо, покойно.
— Какой чудесный был вечер. Так весело.
— Он еще не кончился.
Амброз опустился в низкое широкое кресло, поставил на ковер стакан с виски и сказал:
— Твоя прическа никуда не годится.
— Как, почему?!
— Слишком нарядная для любви.
Она засмеялась, подняла руки и стала медленно вынимать шпильки из высокого узла. Он молча наблюдал за ней. Женщина в классической позе с поднятыми к волосам руками: легкая пелерина прозрачного платья обвивает длинную высокую шею, как шарф. Но вот Пенелопа вынула последнюю шпильку, тряхнула головой, и длинные темные волосы упали ей на плечи тяжелой шелковистой волной.
— Ну вот, теперь я снова стала самой собой.
Старинные часы в кухне пробили два звонких мелодичных удара.
— Два часа, — сказала она, — скоро утро.
— Чудесное время. Самое лучшее время.
Она снова засмеялась, — казалось, каждое его слово приводит ее в восхищение. Возле пылающего камина было тепло. Амброз поставил стакан, снял мундир, развязал галстук, расстегнул тугой крахмальный воротничок. Потом встал и, нагнувшись к ней, поднял на ноги. Он целовал ее, зарывшись лицом в чистый благоухающий шелк волос, обнимал хрупкое юное тело в тончайшем шифоне и чувствовал, как бьется в груди ее сердце. Он поднял ее на руки и удивился — такая высокая, она оказалась легкой как перышко, шагнул к кушетке и опустил на подушки, а она все смеялась и смеялась в колдовском ореоле закрывших старый гобелен волос. О, как колотилось его собственное сердце, как пылко он жаждал ее. Они познакомились совсем недавно, однако Амброз уже несколько раз задавал себе вопрос, девушка она или женщина, но сейчас об этом не думал, ему было все равно. Сев рядом с ней, он начал осторожно расстегивать крошечные пуговки на лифе ее платья. Пенелопа лежала, улыбаясь, и не отталкивала его, а когда он стал снова целовать ее, то почувствовал, что ее губы, шея, смуглая круглая грудь с нежностью откликаются на его ласку.