Наши отношения с адвокатом Таттони становились все более близкими. Он стал снабжать меня на неофициальных встречах очень любопытной информацией о положении в социалистической партии, которая к тому времени уже раскололась. Я даже начал придумывать псевдоним для своего нового друга, и вот на одной из встреч в парке Боргезе мой адвокат вдруг ошарашил меня:
— Компаньо Колосов, меня вчера вызывали в контрразведку и провели со мной профилактическую беседу о слишком частых и подозрительно конфиденциальных с вами встречах. Так что нам лучше пока разойтись по своим углам.
— Конечно, мой друг Таттони. Я не хочу быть причиной каких-либо неприятностей для вас. Спасибо за все. Арриведерчи.
Мой резидент был весьма встревожен информацией о неудачной разработке перспективного кандидата на вербовку.
— Ничего не поделаешь. Придется на время замереть, мой дорогой, и на всякий случай собрать чемоданы. Дело очень серьезное.
Я замер. И довольно надолго. Но кругом все было спокойно. У нас были свои довольно надежные связи в итальянской контрразведке. Нам, в частности, удалось выяснить, что адвокат Таттони никаких бесед в секретной службе не имел, и вообще его считают большим болтуном. Да, видимо, струсил адвокат и меня напугал до смерти. Но реплики его в отношении Вальтера Аудизио я не забыл. И вот после последней, покаянной беседы с Валерио напросился я на беседу с председателем Итальянской компартии Луиджи Лонго. Она была потом напечатана в «Неделе».
В ожерелье небольших городков, окруживших итальянскую столицу, одинаково гостеприимных, но абсолютно не похожих друг на друга, Дженцано, пожалуй, может показаться менее интересным. Здесь не побродишь по древним развалинам канувших в вечность цивилизаций, не услышишь многоголосого хора дивных фонтанов Тиволи, не выпьешь золотистого фраскати, чьим гордым именем не очень сведущие в делах Бахуса чужеземцы именуют все белые итальянские вина. Да и само название города как-то не стало объектом пристального внимания историков. Некоторые утверждают, что оно родилось от двух слов: «дженте» и «сана», то бишь «здоровый люд», который в античные времена покинул развратное урочище римских цезарей, чтобы в поте лица зарабатывать хлеб свой насущный на девственных равнинах и холмах Лацио. Кто знает, может быть, так и было на самом деле? Во всяком случае, всегда отличались дженцианцы завидным трудолюбием и крепким здоровьем.
Вот здесь-то и расположилась вилла ныне покойного председателя И КП Луиджи Лонго. Построил эту виллу, якобы на свои средства, некий скромный доктор-коммунист, отгрохавший потом себе шикарную частную клинику, где лечились в те времена члены ЦК И КП, а также члены советской колонии в Риме. Кстати, такую же виллу, помимо клиники, сотворил тот же самый «дотторе-профессоре», как его называли, и для себя в том же Дженцано. Но если порыться в архивных документах хозуправления Международного отдела ЦК КПСС, то наверняка найдется бумажка, подтверждающая, что денежки на строительство этих вилл пришли опять-таки из ЦК КПСС, то есть из нашего кармана. Ну да Бог с ними.
Хозяин виллы очень домашний и совсем не был похож на того деятеля, которого я привык видеть на парламентской трибуне, конгрессах, митингах и дипломатических раутах. Выслушав нудное повествование коммунистического старца о том, как он встречался с Владимиром Ильичом Лениным на IV конгрессе Коминтерна в Москве в 1922 году, как переживал горечь поражений Интернациональных бригад в Испании, где находился под именем товарища Галло, как боролся с фашизмом в Италии и как, наконец, он обожает Советский Союз, я собрался с духом и задал мучивший меня вопрос:
— Компаньо Лонго, извините меня, пожалуйста, но то, что я спрошу, представляет для меня чисто личный интерес.
— Пожалуйста. Рад ответить на любые ваши вопросы.
— Скажите, вы лично отдавали приказ расстрелять вместе с Муссолини его любовницу Кларетту Петаччи?
Лонго как-то сразу напрягся, добродушная, отеческая улыбка моментально слетела с его лица.
— Почему вас интересует эта женщина?
— Потому что она — женщина. Мне рассказывал главный исполнитель приговора полковник Вальтер Аудизио, что именно вы дали ему устный приказ ликвидировать вместе с дуче его любовницу.
— Это абсолютная ложь! — Голос председателя ИКП сорвался на фальцет. — Я, наоборот, сделал выговор Аудизио и его группе за ту позорную вакханалию, которую они устроили с расстрелянными фашистами и особенно с Петаччи на площади Лорето в Милане.