Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Преогромное тебе русское спасибо, — прощаясь, произнес он, крепко пожимая руку, — будешь в отпуске в Москве, заходи обязательно.

Ну а я, побродив довольно долго по Генуе, дабы убедиться, что за мной нет «наружки», пошел на встречу с ценным агентом. Получив от него информацию, я отправился восвояси. Как стало потом известно, добытая мною политическая информация была срочно доведена до сведения аж самого Алексея Николаевича Косыгина и получила, как мне доложили, его благосклонное одобрение.

В отпуск в Москву я отправился, помню, в июне с неплохими, кстати, результатами по оперативной работе. Явившись в «контору», я предстал в тот же день перед своим шефом-начальником. Принял он меня суховато, хотя и похвалил за «достигнутые успехи». А после часовой беседы сказал:

— Леонид Сергеевич, вам надлежит завтра явиться на заседание парткома нашего управления в 11 часов 15 минут.

— Зачем?

Мой вопрос был, конечно, не только наивным, но и глупым. Начальник презрительно поглядел на меня:

— Не знаю, Колосов. На парткоме вам все объяснят.

Членом парткома от нашего отдела был доброй памяти Валя Кованое, мой приятель. Он работал одно время в Италии по линии «ГП» — главный противник, то есть США, но нарвался на «подставу», провокатора итальянской контрразведки, и ему пришлось срочно мотать из Италии. Такое случалось в нашей разведжизни не так уж редко. Я нашел Валю в отделе.

— Старик, зачем меня тянут на партком?

— Вот, ты кстати. А я тебя искал, чтобы спросить, в чем дело. В повестке записано кратко: «Об аморальном поведении в Генуе т. Колосова во время торговопромышленной выставки». Большего мне выяснить не удалось. Вспоминаешь что-нибудь?

— Да нет. Возили мы с Вовкой Ермаковым из «Правды» в Портофино двух знакомых манекенщиц. А потом посидели у них в номере гостиницы. Допоздна, правда.

— Понимаю, понимаю. — Валя явно засомневался. — Но ты, старик, лучше говори всю правду. Там у них на вас с Володькой телеги лежат преогромные, со всеми подробностями.

Секретарь парткома глядел на меня ласково и улыбался весьма добродушно. Перед ним лежала папка, видимо с «телегами» на меня и Ермакова вместе с прочими оперативными бумагами.

— Леонид Сергеевич, вы, как тут мы прочитали, прекрасный оперативный работник, хороший семьянин. У вас высоконравственная жена, которая активно помогает и в наших делах, две прелестные дочери. Какого черта потянуло вас на этих… девушек в Генуе? Вы очень большой любитель женщин?

Я решил продолжать в шутливом тоне:

— Нет. Но в принципе я их предпочитаю мужчинам.

Секретарю, видимо, не понравилась моя шутка. Глаза его потускнели, голос приобрел металлический тембр.

— Ваши… м-м-м… девушки все рассказали своим подругам, а среди них были агенты контрразведки. Нам известно все: и о вашей поездке в Портофино, и о том, что вы провели ночь в постелях с двумя манекенщицами, и о том, что сделали им богатые подарки в ущерб вашим семейным бюджетам, между прочим. Известно также, что инициатором поездки и всей любовной авантюры был корреспондент «Правды» Ермаков. Он тоже характеризуется не совсем положительно по своим моральным качествам. Он и вас использовал для того, чтобы прикрыть на всякий случай свои грехи.

И тут я понял, что подставляют под топор Володькину голову. Может быть, для того, чтобы смягчить удар по мне, грешному.

— Товарищи! Вы можете думать обо мне что угодно. Но Владимира Ермакова не трогайте, ибо именно я вовлек его во всю, как вы ее называете, «любовную авантюру» с манекенщицами. Кстати, одна из них была моей московской знакомой.

— А почему же тогда вы с Ермаковым, которого выгораживаете неизвестно почему, утром принесли в спальню девушкам по охапке роз? За что?!

— Просто так. Из симпатии. В благодарность за прекрасно проведенный вечер.

— Вот видите, товарищи, как неискренне ведет себя Леонид Сергеевич. Чтобы честно признаться: так, мол, и так, виноват, согрешил. Какие будут предложения? У нас есть мнение объявить товарищу Колосову строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку и поставить вопрос перед руководством об отзыве его из загранкомандировки.

— По-моему, достаточно строгого выговора, — предложил один из членов парткома. — У нас и так не хватает оперативных сотрудников в Италии. Так зачем же ломать молодому разведчику жизнь.

И тут встал Валя Кованов. Он долго и горячо говорил о том, какой я хороший и как благородно и жертвенно поступил по отношению к женщинам и товарищу Ермакову. Кроме того, он обратил внимание на большое число перспективных агентурных разработок у меня на будущее и, помимо всего прочего, отметил, что я кандидат наук, прекрасно знаю итальянский язык и умею располагать к себе широкий круг возможных кандидатов на вербовку, начиная от манекенщиц и кончая сенаторами.

— Я предлагаю, — взволнованно закончил свой страстный монолог Валя, — строго указать товарищу Колосову на недопустимость такого поведения в сложной оперативной обстановке, без занесения в учетную карточку.

На том и порешили.

— Как мне расценивать происшедшее? — спросил я Валю Кованова, когда мы остались вдвоем.