Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Пауза была довольно долгой. Элена опять внимательно поглядела в мои «наивные» глаза.

— Постараюсь что-нибудь найти. Ну как не помочь советскому журналисту.

— Хорошо. И вторая просьба. Давай встретимся послезавтра вечером под портиками площади Санта Мария ин Космедин. Около «пасти тритона». Знаешь? Очень хорошо. Я тебя жду в любом случае, с материалами или без оных, в восемь вечера. Потом поужинаем вдвоем. Я уже не могу без тебя.

— Приду. А почему такая таинственность? Вечером, под портиками.

— Никакой таинственности нет. Просто осторожность. За тобой ведь могут присматривать. За мной тоже. И будет печально, если мы потеряем друг друга.

Под портиками старейшей римской церкви Санта Мария ин Космедин до сих пор сохраняется, как реликвия, вделанный в стену большой мраморный круг с изображением оскалившейся пасти тритона. Человека, в правдивости которого возникали сомнения, в древние времена заставляли класть руку в пасть тритона и повторять свои показания. Если человек лгал, то лишался руки. Дети и наивные туристы до сих пор боятся сунуть руку в пасть тритона — чем черт не шутит. А вот истинные римляне, те — нет. Он и-то знают, что в те далекие времена за стеной с изображением тритона стоял всамделишный палач и отрубал руки тем, в чьей виновности у судей уже не было никакого сомнения.

Между прочим, «пасть тритона» была идеальным местом для встреч с агентурой и моментальных передач. Всегда полно туристов — легко затеряться в толпе. А если подойти с агентом к «Тритону» и совершенно естественно сунуть руку ему в пасть, то можно незаметно передать микропленку или другой небольшой секретный предмет, умещающийся в ладони.

Я несколько раз пользовался «пастью правды» для моментальных передач. И всякий раз удачно.

Резидент был доволен ходом разработки Лады, хотя пожурил меня за просьбу относительно документов:

— Немного торопишься, мой дорогой. Ну ладно, тебе пока везет. Если все получится, можешь вертеть дырку в лацкане пиджака для очередного ордена.

Дырки вертеть не пришлось. Через день мы встретились с Эленой снова. Я выехал на встречу за полтора часа, чтобы покружиться в предместьях вечного города и выяснить, нет ли за мной хвоста. Итальянская «наружка», слава Богу, в этот день оставила меня в покое. Элен стояла у «пасти тритона». Она была жутко расстроена, в огромных глазах стояли слезы.

— Я ничего тебе не принесла, Льёня. У меня большое несчастье. Пришла телеграмма из Вашингтона — тетя при смерти. Она у меня единственный родной человек. Мне срочно заказали билет на самолет. Приедешь проводить?

— Конечно приеду.

Мой шеф был очень огорчен. Даже не меньше, чем я.

— Вас наверняка засекла американская служба контрразведки. Ведь я же говорил тебе, что не надо торопиться. Ах, какая досада! Лада была номером один в плане резидентуры. А теперь могут усилить слежку за тобой. Так что срочно законсервируй все встречи. Но ты не приходи в отчаяние, мой дорогой. Разведка — это игра. Чет — нечет, выиграл — проиграл. Конечно, журналистская жизнь легче и престижнее. Но тебя же никто не тянул силком в нашу службу?

Да, не тянул.

Тогда все обошлось благополучно. Меня американцы не засекли. Вот только Элена, как я узнал позже, погибла в автомобильной катастрофе после похорон своей тетушки. Случайно. Так мне сказали позже в Москве…

Происходили и веселые, я бы сказал, даже комичные случаи. Вспомнилась одна история, за которую меня до сих пор презирают все знакомые, вне зависимости от социального положения, возраста и профессии. Все началось с того, что в начале 1964 года на итальянские экраны вышла кинолента режиссера Коменчини «Девушка Бубе». Заглавную роль в ней играла малоизвестная тогда, молодая актриса Клаудия Кардинале. Но поскольку картина была о трагической любви итальянского партизана-коммуниста и простой деревенской девчонки, на нее отозвалась газета «Известия» большой статьей своего собственного корреспондента, то есть вашего покорного слуги. Статью перепечатали многие газеты, и фильм купили почти все бывшие социалистические страны по совету советского министра культуры Екатерины Фурцевой. Так или иначе, но капелькой своей дальнейшей популярности Клаудия обязана советской правительственной газете.

И вот однажды в римском корпункте «Известий» зазвонил телефон. Его хозяин, то есть автор, пребывал в это время в приятном холостяцком одиночестве.

— Это Клаудия Кардинале, — зазвучал в трубке характерный хрипловатый голос актрисы. — Синьор Колосов, можно к вам заглянуть на несколько минут?

— Конечно. А вы знаете адрес?

— Да. Мне его сказали в вашем посольстве. Я еду.

Минут через пятнадцать в корпункт явилась элегантнейшая Клаудия. В руке она держала черную продолговатую коробку. Я пригласил ее в гостиную. Она открыла свою ношу — на красном бархате лежала бутылка французского коньяка.

— Это коньяк наполеоновских времен, — гордо заявила Клаудия. — Это сувенир вам в подарок за прекраснейшую рецензию в «Известиях» на мой фильм. Она мне очень помогла, это рецензия.