Соблазнение без правил

— Не возражаю. На самом деле… — Рафаэль замолчал, и на секунду весь мир погас, просто перестал существовать. Не существовало ничего, кроме жгучего блеска его глаз. Расплавленного, горячего серебра. — Мне нравится спорить.

Секундой позже он ушел, оставив ее сидеть одной в кабинете и смотреть на дверь.

Без него комната стала темной и холодной. Тусклой и тихой.

Но она была права, верно? В нем был огонь, который горел так ярко. И теперь она видела его, чувствовала, что должна заставить его пылать каждый раз…

И заставила. После той ночи он никогда не был сдержан или холоден с ней, а она все равно не могла позволить ему быть таким. Бросала вызов за вызовом, позволяя пылать.

Но он никогда не кричал, когда страстно спорил. Он совсем не был похож на Карлоса.

— Я знаю, что я — не отец. — Опять в этом опасно мягком тоне.

— Тогда зачем притворяешься, что тебя ничего не волнует?

— Думаешь, я притворяюсь?

— А ты думаешь — нет? — засмеялась она.

— Лия, я не вижу…

— Что случилось с твоей матерью, Рафаэль? — Лия перебила его, внезапно осознав, что если не расколет этот лед сейчас, то не сделает этого никогда. Рафаэль навсегда останется для нее закрытым, а она не сможет этого вынести. — И не лги мне о том, что это не важно. Если это на самом деле не важно, ты просто ответишь на вопрос.

На улице было темно, только в спальне горел тусклый свет. Но он видел лицо Лии и решимость, которая была написана на нем.

Она выглядела так всегда, когда хотела бросить вызов и подтолкнуть к каким-то действиям, и в большинстве случаев он позволял ей это. Кроме тех случаев, когда он не хотел с ней что-то обсуждать, например, это фото.

Эта фотография была одним из самых счастливых моментов в его жизни. Когда по какой-то причине Рафаэль не был уверен по какой, мама взяла его на игровую площадку. И будто на час или два он забыл, кем являлся, будто просто был ее любимым сыном, а не постоянным напоминанием о худшем моменте в ее жизни.

Он хранил фото, потому что только на нем она улыбалась, и для него было важно помнить эту улыбку, особенно когда он мог сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз она ему улыбалась.

Но он не хотел говорить об этом Лие.

Он вообще не хотел обсуждать с ней маму.

— Ладно, — непринужденно сказал он. — Ты права, это мы с мамой. Я храню фото, чтобы напоминать себе, что однажды она была счастлива.

Выражение лица Лии внезапно смягчилось, на прелестном лице отразилась нежность.

— Она выглядит очень счастливой. Должно быть, она очень тебя любила.

— Видимо, ты думаешь, что она испытывала ко мне материнские чувства. — Он усмехнулся. — Это не так.

— Что значит «это не так»?

— Я уже говорил. Она присматривала за мной, потому что должна была, но я был слишком похож на отца, поэтому она не могла заботиться обо мне.

— Она сама тебе об этом говорила? — Голубые глаза Лии округлились.

— И часто.

И поэтому он пытался доказать ей, что не похож на Карлоса. Бесконечно. Изо всех сил старался не терять самообладания, старался делать то, что ему говорили, прилежно учиться и относиться к матери нежно и ласково.

Потом мать умерла, и ему больше не нужно было этого делать, но к тому моменту он понял, что лучше вычеркнуть эти чувства из сердца.

— Ох, Рафаэль, — пробормотала Лия, сокращая расстояние между ними. — Это ужасно. — Она положила руки ему на грудь, ее ладони грели кожу через рубашку. — Почему она так сказала?

Он хотел разозлиться, удержать угрюмое жгучее пламя в сердце, но не смог. Казалось, что руки Лии забирают гнев, оставляя под ним сырую рану правды.

Правды, которую он не мог ей рассказать, потому что она принадлежала его матери, а ее больше нет.

— Потому что она злилась на меня. У нее были… планы на будущее, а я стоял на пути. — Он убрал прядь ее черных волос за ухо, не в силах остановить это случайное движение. — Ей не нравилось, когда я дерзил и закатывал истерики.

Она сказала, что мне следует быть осторожным, сдержанным и внимательным, если я вдруг стану таким, как Карлос.

— Но… все дети такие. Я была такой. — Лия нахмурилась еще больше.

— Не все. Она подавала пример, которому я следовал. — Он взял ее за запястья и аккуратно убрал их. — Давай поужинаем. Сейчас уже накроют.

— Какой пример? То есть это странно. Тебе не нужно пытаться быть не таким, как Карлос, Рафаэль. Ты просто — не он. С какой стати ты думаешь, что это так?

— Моя мать не виновата. Я был озлобленным ребенком, и с возрастом все становилось только хуже. Я был своенравным, упрямым и вспыльчивым, прямо как Карлос, и это ее пугало. — Внутри его вспыхнул жар.

— Но все дети капризничают, — все еще хмурилась Лия.

Раскаленные угли внутри его пылали все жарче, а грудь все сильнее сжимало в тиски. Злоба и боль — две вещи, которые он вычеркнул из своего сердца и больше никогда не хотел чувствовать.

Очевидно, настало время закончить этот разговор.

— Что ты имеешь в виду, Лия? — Он старался сохранить обычный сдержанный тон. — Ужин остынет, и Констанция расстроится.

— Меня не волнует Констанция, — сказала Лия. — Я все еще пытаюсь понять, почему ты думаешь, что похож на отца.