Соблазненные луной

Он наклонился очень низко, потому что вокруг было слишком шумно. Много мужских голосов. Я выхватывала только обрывки фраз:

– Здесь лежит Мортал Дред... Она нас всех убьет... безумие...

Китто наклонился еще ниже:

– Ты меня слышишь, Мерри?

Мне удалось прошептать едва различимо:

– Да.

О чем шел спор, мне было не понять, но что Китто говорил о крови – я, кажется, поняла. Он затащил меня в лужу крови, надеясь вылечить. Может, мне и правда от этого стало получше, но что-то со мной было очень не так. Дышать было больно, а двигаться – невыносимо больно. Бог вернул меня к жизни, но не исцелил. Как только я это подумала, я ощутила его поцелуй на губах. Губы покалывало, словно мы разъединились только что. Пахло яблоками, а на губах остался вкус меда, когда я их облизнула.

Гален подполз ко мне и приподнялся на руках, чтобы взглянуть мне в лицо. Он улыбнулся, хотя в глазах застыла тень страдания. Я помнила, как бился он в судорогах, приняв на себя первый удар магии Андаис. Мне она все ребра раздавила; наверное, и ему тоже. Я попыталась поднять к нему руку и обнаружила, что кричать я уже умею. Мой крик оборвал спор лучше всякого выстрела. Как только вопль смолк, в комнате повисло такое тяжелое молчание, какого я в жизни не слышала. Китто хотел оттолкнуть Галена, но я переборола боль и сумела приподнять руку так, чтобы Гален ее взял. Легкое это прикосновение пролилось по мне будто бальзамом. Я смогла ровнее лечь на полу. Смогла вспомнить, как нужно дышать, хоть и очень осторожно из-за боли.

Губы покалывало, и казалось, будто я вгрызаюсь в яблоко. Похрустывающая дынная сладость таяла на языке. Яблоки в меду. Да, именно этот вкус наполнил мне рот. В голове эхом прозвучало: "Поделись с ними".

– Поцелуй меня, – попросила я.

На лице Галена отразилось страдание. Он решил, что я прошу прощальный поцелуй. Я надеялась, что он ошибается.

Он тихо стонал, подползая ближе ко мне. Я знала, что сломанные кости впиваются ему в плоть при малейшем движении, и все же он не колебался ни секунды. Он прополз последние разделяющие нас дюймы и склонился ко мне. Губы коснулись моих губ невероятно нежно, но вылетевший из моих губ вздох не пахнул уже яблоками и медом. У Галена был вкус душистых трав. Вкус росы со слабым запахом базилика. Вкус базилика – теплый, густой, яркий. Несорванного базилика, подставившего солнцу листья в капельках росы.

Он оторвался от меня и прошептал:

– Ты пахнешь яблоками.

Я улыбнулась в ответ:

– А ты – свежими травами.

Он засмеялся, и лицо у него напряглось как от боли, но он тут же сказал с удивлением:

– Мне не больно.

Гален напрягся из-за одного ожидания боли. Он глубоко вдохнул, раз и другой:

– Не больно!

Улыбка Галена подарила мне целый мир, когда он сказал: "Я здоров!" В голосе у него звучали и уверенность, и вопрос.

Холод встал на колено рядом с нами, прижимая руку к животу. Я подумала сперва, что он оберегает раненую руку, но разглядела, как выпирают из-под пальцев красные бугры. Андаис распорола ему живот. Мне удалось шепнуть:

– Холод...

Гален подвинулся освободить ему место. Холод тронул мои губы кончиками пальцев:

– Побереги силы.

На губах снова ощущался вкус яблока, словно я только что укусила сочный плод, вымоченный в тягучем золотистом меду. Напоминаний неземного голоса мне уже не требовалось.

Холод отнял руку от моих губ, медленно, словно ему не хотелось разрывать прикосновение.

– Поцелуй меня, – шепнула я.

Серебряная слезинка скатилась у него из глаза, но он наклонился ко мне. Двигался он медленно, преодолевая боль, и не удержался от стона. Наконец он сумел лечь рядом, одной рукой по-прежнему зажимая выпущенные королевским ножом внутренности, а другой гладя меня по волосам. На лице у него было столько чувств, что если я когда-то и сомневалась в его любви, то теперь все сомнения исчезли. По этому взгляду все было ясно.

Он поцеловал меня, нежно, словно прикосновение снежинки, тающей на языке. Как если бы зима обрела вкус. Не просто морозный воздух, не просто выпавший снег – а как будто я лизала гладкую холодную льдинку, как будто снег наполнил мне рот и таял на языке, как сладчайшая из сосулек. Холод таял у меня на языке, а когда он прервал поцелуй, наше дыхание паром повисло в воздухе. Я почувствовала, что могу дышать, самая острая боль отступила.

Холод сел на полу и отнял руку от живота. Жуткого красного бугра не было. Он провел рукой по животу и уставился на меня широко раскрытыми от потрясения глазами.

Дойл опустился на колени рядом с Холодом, отвел одежду, потрогал гладкую белую кожу. Только когда он повернулся ко мне, я увидела, во что превратила Андаис половину его лица. Щека была срезана вплоть до самых губ и свисала вниз. Рана, которую придется зашивать даже сидхе, или щека заживет как вздумается ей, а не вам.

Я потянулась к нему – поделиться силой Бога, но он отодвинулся и подозвал кого-то из-за спины. Я попыталась привстать и взять его за руку, и меня прострелило болью – я опять упала на спину, дыхание сбилось. Мне стало легче, но до выздоровления было еще очень далеко, не то что Галену и Холоду.