Соблазни меня

Я пыталась танцевать, но неизбежно чувствовала себя деревянным Пиноккио, которого дергает за ниточки неумелый кукловод.

Стоп, так нельзя!

Я застыла на мгновение, вдохнула, выдохнула, вслушалась в музыку, попыталась поймать ритм. И в какой-то момент мне удалось перестать думать о тех, кто сейчас меня видит. Остались только я и музыка, чувственная, зовущая, чарующая.

Я плавно двигалась в такт и ощущала себя почти богиней, повелительницей тех, кто сейчас откуда-то снизу жадно рассматривает меня, не в силах отвести взгляд. Теперь это не мешало и не смущало, наоборот, как заводило, позволяя делать мой танец еще более чувственным и откровенным.

Смущение, стыд – все это отступило, растворилось, как будто и не было никогда. Словно, сбросив лягушечью шкурку скромницы, на волю рвалась другая я.

Осмелев, я позволила себе маленькую провокацию: пару раз присела, выгибая спину и широко расставляя ноги. И мысль о том, какой потрясающий вид открывался тем, кто сейчас танцует внизу, не пугала, а будоражила.

Мне нравилась эта новая я, потому что она не боялась. Не боялась быть открытой, не боялась себя показать, и ей было все равно, что кто-то может захлебнуться слюной от того, что увидит под юбкой. Вернее, от того, чего там не увидит.

Раскованная, свободная, и не опустошенная, как в последнее время. Наоборот – я словно наполнялась силой благодаря этой музыке, бьющей по барабанным перепонкам, благодаря игре света и тени, и благодаря взглядам зрителей, которых я не могла увидеть. Но которые прекрасно видели меня, видели все, что хотели.

И среди них наверняка незнакомец.

Стоило только представить, как он любуется мной, следит за каждым движением, и, возможно, его дыхание становится тяжелее, когда моя юбка подпрыгивает вверх… как я завелась. По-настоящему завелась. И снова нырнула в фантазию, которая меня утянула.

В фантазию, где он приближается к клетке, в которой танцую я, останавливается напротив, обводит меня оценивающим взглядом и командует:

– Повернись попкой.

Я не могу его видеть – освещение клуба играет так, что его лицо опять остается загадкой. Но я мгновенно его узнаю. И так же мгновенно ему подчиняюсь.

Разворачиваюсь к нему спиной, хватаясь за прохладные прутья, которые так мне нужны, потому что становится жарко. От танца. От взгляда мужчины. От сотен взглядов других, которые тоже наблюдают за мной, и также, как он хотели бы отдать свой приказ, но не могут.

Потому что есть он.

И потому, что он уже требует:

– Прогнись. Еще. Еще ниже. А теперь покажи, как сильно ты успела соскучиться, маленькая лиса. Как сильно оголодала без моего члена и рук.

И я снова делаю так, как он хочет. Прижимаюсь к прутьям клетки, задеваю ее грудью, пока двигаюсь в танце и разочарованно стону, потому что не могу скользить по ней, чтобы унять возникшее возбуждение.

Все, что мне остается – танец и незнакомец, который за мной наблюдает. И отдает новый приказ, видя, что ко мне подступает агония:

– Прикоснись к себе.

И я тут же, не думая, провожу ладонью у себя между ног, и едва не падаю от пронзившего меня удовольствия.

– А теперь развернись ко мне, – следует новое распоряжение. – И закончи то, что ты начала. Станцуй для меня свое удовольствие.