Далее она заговорила на каком-то языке, абсолютно незнакомому Вадиму, и он сразу ощутил, как сомлела его рука и тут же потяжелели веки. Что этому содействовало: испарения трав или же завораживающие слова? Не пытаясь более искать ответа на этот вопрос, Вадим повиновался новому состоянию, приведшему его в апатичную расслабленность.
– Ну что? Видишь теперь?
– Нет, – тихо отвечал Вадим.
– Да как же так? Я тебе передаю информацию… уже напрямую!
Вадим изо всех сил старался что-то рассмотреть, но перед глазами только пульсировали радужные круги, и неудачные попытки привели женщину в негодование.
– Так, ты не хочешь принимать это! Знаете что, быть проводником и далее я не намерена, связь вам оставляю, сама ухожу. Когда будешь готов, он сам к тебе придет, Петя твой. Вот и разбирайтесь. Не очень-то я люблю в чужих делах копаться…
– Не понял, – возмутился Вадик, открыв глаза и с удивлением обнаружив себя на том же табурете напротив ведуньи, будто с места он не передвигался. – Я ведь деньги вам плачу!
– Знаете что, голубчики?! Есть вещи, в которые лезть ни за какие деньги не стоит! Я правила не нарушаю, триста лет оно мне надо – за кого-то расхлебывать… Понимаешь? Поэтому давай, чеши… Он сам тебя найдет.
Выйдя от рассвирепевшей тетки, погоняющей его вслед благим матом, Вадик с удивлением пожал плечами. Да сами они все больные на голову! Ей это не надо…
– Да пошли вы все… – буркнул Вадим, переступил через ноги сидевшего в очереди на прием к Белле и пошел восвояси.
Жутко хотелось выпить. Так сильно уже давно желания не возникало, недели три прошло в абсолютной трезвости, а после этой ведуньи во рту даже ощутил вкус коньячка… Надо выпить! И ничего не будет, потому что и не было – рассказы о его «белочке», духах, магиях, Боге – это все бурное воображение ненормальных людей. Надо такое выдумать!
Не заметив, как оказался дома, Вадим опомнился только тогда, когда первую рюмку он уже опрокинул. Как будто кто-то гнал в шею – выпить и закусить. Ф-фух, полегчало как! Обрадовался, второпях вторую налил.
Послышались шаги, сначала передернуло, потом успокоился, когда в дверях увидел Машу.
– Чего хотела? – спросил он, демонстративно выпивая из рюмки. – Ушла ведь? Вот и иди.
– Ушла, – Мария с грустью окинула взглядом скромный стол алкоголика – огурец, колбаса, сок. Самое главное не еда, понятное дело. – Вернулась спросить: может, помощь нужна?
– Нет, спасибо. Как видишь, справляюсь, – с хвастовством указал на стол, будто там почивали деликатесы.
– Поняла, – Мария вздохнула. – Справляешься.
– А значит, скатертью дорога, – равнодушно проговорил Вадим, указывая на дверь. – У меня все хорошо.
Тяжело вздохнув, супруга вдруг достала из принесенного с собой пакета какую-то коробку.
– Не знаю, что это, – бросив ту на стол, деловито произнесла она, – но подумала, может пригодиться. Таскали ее всю жизнь по квартирам… спрашивала, что за хлам, давай выброшу… Ты кричал: «Ничего из детских воспоминаний не выбрасывай». Альбомы с твоими «сокровищами» я оставила в столе, а это почему-то в мои вещи попало. До сих пор не могу понять, каким образом…
Осознавая, что Вадим ее не слышит, Мария смолкла и уставилась на то, с каким изумлением на лице он вначале рассмотрел надпись на коробке «Наследство», а затем медленно принялся ее распаковывать, будто нарочно оттягивая момент истины. Заметив, что руки мужа задрожали, когда содержимое вывалилось на стол, Маша застыла в ожидании каких-то объяснений, но вместо них удостоилась злостного, нечеловеческого взгляда и гневного восклицания:
– Пошла вон! Чего стоишь?
В страхе, что он вот-вот ее ударит, Ковалева пулей вылетела из квартиры, на ходу набирая номер телефона.
– Аня! Анечка, с ним опять, похоже, началось! – она истошно кричала в трубку. – Только что отдала ему кое-какие вещи, а он посмотрел на меня взглядом… Господи, зверь какой-то! Как мне страшно стало! Бегу… убегаю! Пусть делает как знает. Не могу уже. Не хочу, понимаете…
Далее безудержные рыдания, несвязная речь, короткие гудки. Аня с грустью посмотрела на мужа:
– Похоже, ты был прав. Безнадежно.
– Ах, вот кто ты, дядя Петя! – радостно восклицал Вадим. – Родненький мой! Как я мог не вспомнить?! Ну точно ведь – и лицо, и голос, и наследство от тебя.
Восхищенно рассматривая фотографию, где он в десятилетнем возрасте сидит в обнимку с мужчиной лет тридцати пяти (на фото ему столько же, сколько Ковалеву сейчас), Вадик начинал все понимать, и его лицо засияло осведомленностью.