Соблазнить верную

В какой-то момент он подумал, что голова взорвется и разлетится по округе мелкими осколками… Но в этот момент отчаяния и желания собственной смерти вдруг что-то громко зазвонило прямо над его ухом… Что это, телефон? Вырывая себя из полусознательного состояния, беспомощно подняв голову с земли, он устремил свой взгляд в сторону, откуда доносился звон… Это был купол, на который смотрела та девочка… из-под которого лилось пение колоколов – мощное, сильное пение, приведшее его в полное бессилие.

Под звон, от которого хотелось скрыться и неистово закричать, Вадим будто видел, отлетающую от него какую-то темную шелуху и странные сгустки болотной грязи. Появившаяся рядом темно-серая фигура дяди Пети угрожающе сгорбилась над Вадимом, будто намереваясь что-то сделать, но тут же рассеялась в золотистых лучах… растворилась до последней капли.

Какое облегчение! Наступило долгожданное облегчение, сделавшее его немного счастливым… до того момента, пока он физически не ощутил боль во всем теле. И снова захотелось плакать… Но теперь от дикой радости!

Перед глазами Вадика появилось одно лицо, обрамляемое теми же золотистыми лучами. Лицо, при виде которого сердце оживилось и затрепетало, будто крылья бабочки в солнечном свете. Это лицо принадлежало Анечке…

– Я люблю, – улыбнулся сам себе Вадим и откинулся на спину, растворяя свое сознание в ярко-голубом небе.

Эпилог: «Как ненавистно мне видеть вашу жалость вместо прежнего восхищения»

Какое странное и удивительное изменение в человеке: исчез похотливый взгляд, надменность, жажда самца выпячивать свои прелести… Вадим Яковлевич держал с ней дистанцию так, будто ранее их ничего не связывало – ни желания, ни импульсы, ни чувства. Он бросал в ее сторону мягкий взгляд, изредка грустно улыбающийся, и уходил, будто пытаясь скрыться.

Они не виделись года полтора. После того происшествия у храма, где его, исходившего в непонятных конвульсиях с приступами ярости, а после – обессиленного, обливали святой водой, читали молебен, затем что-то долго обсуждали между ним, Аней и священником, он уехал. Вначале в тот монастырь, в котором в свое время лечили Анну, где он первый месяц провел в каком-то забвении и периодическом беспамятстве и лишь изредка там приходил в себя. Только спустя время ему стало лучше…

Несколько месяцев потребовалось, чтобы избавиться от видений, голосов, навязчивых мыслей. Долгие месяцы работы над своей душой, над прощением, над умением видеть мир и людей в нормальном свете, глазами приземленного человека, а не обезумевшего от гордыни… И даже почти два года спустя он не излечился от некоторых вещей до конца, но теперь Вадим знал, что это получится, если не повторять прежних ошибок. Страшных и роковых. Теперь его душа возрождалась, она верила и она любила…

Он вернулся с новыми идеями, чувствами, мыслями. С новым собой – таким он себя не знал, но теперь он умел радоваться… по-настоящему. Не злорадствовать, а именно радоваться. Это стало прекраснейшим достижением в этой борьбе!

Аня тоже исчезла со сцены. Нигде не была замечена, никто о ней не говорил, как будто испарилась.

Вадим какое-то время отсутствовал в городе. Одни говорили, что он выжидает, пока стихнет скандал. Другие – что он тронулся умом. Третьи – что они с Анечкой вместе.

Встретились они на премьере новой пьесы Ковалева, которую он поставил сразу после своего возвращения. Приглашение для Анны передала Ольга Сивкова. И хотя не очень хотелось идти, дабы не бередить старые раны, Аня все же решилась преодолеть страх и посмотреть в глаза пережитому прошлому.

– Вы нарочно меня избегаете? – спросила Анечка, решившись после премьеры приблизиться к постановщику пьесы.

Она едва его узнавала: жутко исхудалый, с осунувшимся лицом, усеянным множеством мелких морщин, побелевшей от проседи головой, добавившим ему возраста лет на семь-десять. Но отсутствие в этом мужчине пафосного самца отнюдь не портило его, ибо в глазах сияли непривычная взгляду доброта и нежность, что Анечке показалось куда привлекательней прежней импозантности.

– Отчего же избегаю?

– Как вы, Вадим Яковлевич? – в глазах – сердобольность и безумное переживание.

– Вашими молитвами, – вдруг широко улыбнулся он.

Просветление во взгляде – нет привычных задорных искорок, бесятами игравших в его глазах, без похотливой улыбки и обходительной жеманности. Она не скучала по этому. Она удивлялась переменам, которые считала маловероятными. Но, следовало признать, что перед Аней стоял абсолютно незнакомый и в то же время такой близкий для нее человек.

– Я действительно о вас горячо молилась, – с радостной улыбкой сообщила она. – И теперь счастлива, что не зря.

Заметив, как он волнуется, общаясь с нею, Анна смущенно опустила глаза, внутренне восхищаясь силой воли этого человека. А ведь был момент, когда мысленно она его похоронила.

– Как вам пьеса? – спросил Вадим, не переставая улыбаться. Брови его при этом вопросительно подпрыгнули, но в глазах сиял однозначный намек, который Аня тут же поняла.