Собольск-13

Андрей Сергеевич был доволен всем виденным. Даже чуточку горд. Еще бы! На месте убогой отцовской мельнички стоял первоклассный электротехнический завод с высоким уровнем производственной культуры. Не какой-нибудь там примитив, кое-как сляпанная промышленная единица, а настоящий завод, сложный и умный. Правда, он тут ни при чем, он его не организовывал, но все равно — видеть такой завод было приятно.

Они шли заводской магистралью, и Андрей Сергеевич с удовольствием рассматривал шумные корпуса. Как усложняются формы человеческого труда! Каким кругозором должен обладать тот, кто направляет и объединяет усилия всех этих людей и многих тысяч других где-то там, в иных городах. В каком-то городе спроектировали новые станки. Здесь потрудились, приготовили к тем станкам генераторы. Еще в другом городе разработали приспособления и инструмент. Работать станки будут еще в каком-то, третьем или пятом месте.

Люди не знают друг друга, никогда и не будут знать, а вот сообща трудятся над одним большим делом. А сколько таких дел сплелось по всей стране? Памятники ставить бы тем, кто так вот объединяет и координирует действия многих тысяч и, может быть, миллионов людей!

Он пробормотал что-то, не в силах сдержать мысли, возбужденный всем увиденным.

— Вы что-то сказали? — спросил Владлен.

— Так я, про себя… Разные мысли разбудил ваш завод, Владлен Петрович. Странные какие-то мысли. Знаете, о чем я сейчас подумал? Есть у человечества великие Мыслители, и оно их свято чтит. Есть великие Ученые, и их именами называют улицы. Есть великие Писатели, Художники, Артисты. А вот великих Производственников мы не знаем. Почему? Разве они меньше сделали для человечества?

Владлен искоса посмотрел на Потанина: смотрите-ка, над чем раздумался дядька!

— Я вас понял. Но мне кажется, что вы немного ошибаетесь: мы — единственная страна, где чтут производственника, простого трудового человека. Припомните-ка: Герои Социалистического Труда — это разве не почет? Дважды Героям на родине ставятся бронзовые бюсты.

— Мало. Мне приходилось поездить по Дальнему Востоку, по всей стране, но ни разу ни одного бюста я не видел. Вы видели?

Владлен покачал головой.

— Вот видите, как их мало. А почему бы им не быть на каждой предзаводской площади — монумент Основателю завода, лучшему Организатору производства, умнейшему Изобретателю. Да мало ли на заводе таких людей…

— А ведь это идея — поставить монумент Основателю завода. — Владлен остановился, размышлял: интересную мысль подсказал этот Потанин, ничего не скажешь. Теперь он был доволен, что пожертвовал обедом и пошел сопровождать его по заводу. — Мы обязательно продумаем вашу идею. К двадцатилетию будет в самый раз. Жаль, что вы не работаете здесь — ввели бы вас в юбилейную комиссию.

— А не боитесь, что я воспользовался бы высоким положением и потащил бы на площадь монумент своего предка?

— Мы бы вас поправили, — сказал Владлен. — Тактично, но поправили бы.

Оба засмеялись и зашагали дальше.

Они вышли на прогретую солнцем и пышущую жаром плотину. Где-то внизу, в створках, тихо журчала вода и оттуда несло сырой подвальной свежестью.

— Вот он, наш дом! — обрадовался Андрей Сергеевич. — Узнал я-таки его. Вижу на окнах шторки: значит, квартиры? Наверное, начальство живет?

— Нет. Нашли другое применение.

Они смотрели на большой дом с широким мезонином, стоявший по ту сторону плотины, на пригорке. Андрей Сергеевич заметил его давно и, разглядывая, пытался припомнить, которое же из пяти окон мезонина было окном его комнаты.

20

Сам того за собой не замечая, Андрей Сергеевич заторопился. Из последних сил заспешил скорее дойти до дома.

В высокую и жесткую траву пригорка словно врезана щель пешеходной тропы. Она начиналась у крохотной боковой проходной завода и вела прямо к дому мельника. Громаднейшие тополя зеленым шатром накрыли и сам дом и волейбольную площадку перед его окнами. Росли ли деревья, когда он бегал здесь мальчишкой? Кажется, росли. Или нет, не было. Кому их было садить? Отец не очень-то любил пустые траты. Деревья посадили новые хозяева дома. И вот — выросли. Да как выросли!

Почему-то там, на Дальнем Востоке, дом представлялся воображению ослепительно зеленым. Зеленая крыша, бирюзового цвета стены, изумрудно-яркие рамы, наличники, карнизы. А он совсем не зеленый. Крыша бурая, стены серые, все остальное — бесцветное, белесое. Перекрашено? Или время поработало?

Впрочем, не в этом дело. Крыльцо. Чисто вымыто, дощатое. Было ли оно? Кажется, вход в дом был откуда-то с другой стороны. Да, да, здесь был парадный вход, он открывался только тогда, когда к отцу съезжались гости — обычно на второй день рождества или пасхи. Кругом дома с утра и до глубокой ночи стояли кошевки, из окон неслись песни и топот. Пьяненький отец сажал Андрюшу на колени, гладил и целовал, от него густо пахло вином и табаком.