Точно так же действовал он и сейчас — разделял, разрубал, взрезал и, казалось, забывал дышать. Джиневра, думал он, но имя более не было связано с той, которую он любил; все связи обернулись огнём и дымом, карающим, очищающим, восходящим к небесам дымом.
И на самом деле в спальню Джиневры вползал дым.
Он сочился из трещин в полированном дереве двери. Пьяные бандиты внизу подожгли дворец Николини, и теперь дерево, шерсть и конский волос тлели и вспыхивали; а Леонардо всё ещё пребывал в своём кошмаре, в своём остром как нож сне наяву — и всё громче и громче звучал в его мозгу голос: «Леонардо, Леонардо, ты здесь?»
Леонардо удивился этой мысли. Здесь. Где — здесь? Он размазал по полу остатки голубых глаз Джиованни Салтарелли, его разбухшая грязная душа была теперь пуста, как весеннее чистое небо.
— Леонардо! Леонардо!
И, внезапно очнувшись, Леонардо обнаружил, что стоит у окна с руками, покрытыми свежей и запёкшейся кровью. Было слепяще жарко. Платье тысячей иголок впивалось в тело. Он не мог дышать. Внизу стояли... Никколо? Сандро? И... Тиста? Быть того не может. Тиста умер. Однако мальчик слепо глядел вверх, на Леонардо.
— Выбирайся отсюда! — крикнул он. — Никколо, заставь его! Ты хочешь сгореть?
— Да! — крикнул Леонардо, но он уже вылезал из окна, каменный косяк теплом обдал окровавленные лицо и руки; а потом он падал, медленно, как опавший лист, как Тиста в летающей машине, и воздух был прохладным, влажным и влекущим, как мягкая земля, набросанная вокруг свежевырытой могилы.
Часть третья
MENS
Греки! Сомневаюсь, чтобы узнанные мною сведения
могли быть записаны. Ты, конечно, знаешь о них, хотя
собирал я их без свидетелей, и лишь тени ночные были
моими соучастниками.
А потому предприми поход сей во искупление грехов своих
и с уверенностью в «неувядающей славе» Царствия Небесного.
Всё то время, когда я думал, что учусь, как жить, я на
самом деле учился, как умирать.
Глава 17
По воле ветра
Склянка пробила,
Другая идёт...
Не отворачивается тот, кто смотрит на звезду.
То была неделя крови и гнева.
Леонардо видел, как кипит толпа на улице под окнами его студии; наблюдал за утренними и дневными грабежами и убийствами; вслушивался в ночь, что была так тиха, словно город выгорел дотла. Но глаза его были мертвы, словно и они сварились в яичном белке, и он ничего не помнил. Когда на улице затоптали девочку — он видел Джиневру. А когда закричала её мать — отвернулся, будто не слыша. В конце концов, Джиневра не кричала.
Когда Сандро и Пико делла Мирандола навестили Леонардо, чтобы справиться о его здоровье, они нашли друга настороженным, однако спокойным, почти безмятежным. Он всё ещё оправлялся от последствий падения, которое счастливо было прервано навесом — милость Господня хранила его. Но на самом деле Леонардо по-прежнему жил в том же опустошённом кошмаре, который начался, когда он увидел Джиневру, насилуемую и мёртвую.
Время, беседа, события распадались.
Панихида по Джулиано Медичи была устроена в Сан Лоренцо. Начала править новая Синьория. Члены семей заговорщиков были убиты или заключены в тюрьму, их дома и всё имущество конфисковано. Шурину Лоренцо пришлось укрыться в palazzo Медичи. А казни продолжались, их было уже триста, и конца им не предвиделось. Папа отлучил Лоренцо от Церкви. Всей Флоренции скоро грозило лишиться покровительства Святой Церкви. Война была не за горами.
И Флоренция выйдет в бой с песней — вся, кроме Леонардо.
Его разбудили стук в дверь и детские голоса. Из окна он никого не увидел и спустился вниз. Никколо и Айше уже отворили дверь. Никколо ругался, а Айше прижимала ко рту и носу своё чёрное покрывало. Пахло разложением и сыростью: дождь шёл всю неделю. Никколо захлопнул дверь.
— Никко, погоди, — сказал Леонардо. Айше попятилась. Леонардо с трудом распахнул дверь — к дверному молотку была привязана верёвка. На другом её конце болтался разложившийся труп Джакопо Пацци, главы злосчастного семейства.
— Постучи в дверь предателя, мессер Джакопо! — крикнул один из ребятишек трупу, который, очевидно, проволокли уже по всем улицам Флоренции. Мальчишка промок насквозь, лицо его блестело от дождя. — Скоро сам будешь такой же! — прокричал он Леонардо.
— У Джакопо письмо для тебя! — добавил другой оборванец, с ямочками на щеках и в алом ночном колпаке.
Потом мальчишки убежали, оставив труп привязанным к двери. Леонардо рывком захлопнул её.
— Ты собираешься оставить это там? — спросил Никколо.