— Я был с Деватдаром и другими послами. Мы пытались выкупить Айше и прочих пленников.
— И что же?
— Турки знали, что Айше — родственница калифа, и захотели прислать сюда своих послов — чтобы поторговаться.
— Откуда им было узнать, что Айше — родственница калифа, если только она сама не сказала им этого?
— На корабле был захвачен и её ларь, а она хранила в нём не только свои наряды, но и дневники, в которых была записана вся её прошлая жизнь. Так мне сказали.
Горло Леонардо сжалось, сердце забилось быстрее. Что могла она написать в дневниках?
— Нам ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Каир на борту турецких судов. Наши корабли император захватил и за них тоже потребовал выкуп. — Куан говорил медленно, осторожно, и голос его слегка дрожал. — То был урок унижения... и удивительно, что наш калиф не повелел нам броситься на мечи. Я бы это сделал...
— Ты слишком суров к себе.
— Не снисходи ко мне, — холодно сказал Куан. — Это пойло — для рабов.
Задетый, Леонардо замолчал надолго, но потом всё же опять задал вопрос — о Никколо.
— Ты видел его?
— Мы не видели никого, кроме Айше.
— Тогда нет уверенности, что Никколо мёртв?
— Ты всё ещё не готов похоронить Никколо, маэстро, — сказал Куан. — Помнишь, что я говорил тебе о слове калифа?
— Дело не в том, готов я или не готов, — отозвался Леонардо, пропуская мимо ушей вопрос Куана. — Дело в том, что... — Он оборвал себя. — Нет, не готов.
Они подошли к башне с южной стороны мечети. Рядом с башней был колодец, называвшийся Колодец Улитки — его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы[109]. Винтовая лестница круто спускалась в его шахту до уровня Нила.
— У меня и в мыслях не было, что ты ведёшь меня сюда, — сказал Куан. — Могу я надеяться, что ты не задумал убить меня?
— Загляни в свой собор памяти. Или в город памяти — кажется, ты его так называешь. Разве не видишь ты «настоящего того, что будет»?
Куан не ответил, но разделся до полотняного исподнего и пошёл вниз, к колодцу.
— И что проку мне будет от твоих очков, когда я буду дышать под водой? — спросил он. — Там темно.
— Ты сможешь видеть лампу, — ответил Леонардо. — Нужно будет только смотреть наверх.
Их голоса звучали гулко, эхом отдаваясь от стен, покуда Леонардо подробно объяснял, как работает аппарат, как плотик с выходами воздухопроводов плавает на поверхности воды, как закрепить маску и очки и правильно дышать. Наконец, утяжелённый поясом с несколькими камнями, Куан погрузился в холодную воду.
Леонардо трудно было разглядеть его — мешал отражавшийся в воде свет. Плотик плясал на поверхности воды, которая медленно успокаивалась. Через несколько минут Куан вынырнул из воды и, плеская и брызгаясь, двинулся вверх по лестнице. Он сорвал очки и снял дыхательный аппарат, с трудом переводя дух.
— Действует! — с восторгом объявил он. — Я мог дышать и видел, как ты наблюдаешь за мной — правда, свои руки под водой я видел лучше, чем тебя... Это было всё равно что смотреть на небо... я имею в виду не тебя, Леонардо, а свет лампы. — Его била дрожь. — Я обо всём расскажу калифу.
Леонардо был доволен похвалой, но всё же сказал:
— Быть может, лучше подождать?
— Калиф устал обхаживать турок.
— Ты о чём?
— Он готовится к войне, маэстро, — негромко ответил Куан, поднимаясь из колодца к Леонардо.
— Ты хочешь сказать, что он не станет выкупать Айше?
Куан начал одеваться.
— Повелитель турок не примет никаких денег, — продолжал он. — Ты разве не понял, какие требования выдвинули послы?
— Кажется, они потребовали восстановить водные пути для паломников.
— Ты расслышал верно. Но это привилегия калифа, ибо он, и лишь он один, контролирует и Мекку, и Медину[110], и большую часть других святых мест. Правитель Миров и Защитник Веры — Кайит Бей, а не Мехмед, каким бы могущественным он себя ни считал.
— Но ведь если бы калиф и согласился, он всё равно остался бы властен над своими землями, разве нет? — спросил Леонардо, когда они уже возвращались в мастерскую.
— Да, но Мехмед стал бы узаконенным защитником ислама.
Леонардо лишь головой покачал.
— Так ли уж это отличается от попыток Папы заполучить власть над флорентийскими землями, угрожая Флоренции отлучением? — спросил Куан.
— Значит, калиф принесёт Айше в жертву.
— Всё будет не так, как ты думаешь, маэстро.
— Что ты хочешь этим сказать?
Куан не ответил, и тогда Леонардо спросил:
— Ещё один взгляд в настоящее будущего?
Однако Куан не принял вызов. Он пожелал Леонардо доброй ночи и ушёл. А Леонардо, оставшись один, вдруг безумно затосковал по Флоренции — словно сам воздух был соткан из ностальгии и отчаяния. Он жаждал сидеть за столом Верроккьо рядом с Никколо. Он жаждал видеть Сандро, Симонетту, Джиневру.
Он вздрогнул, словно выбираясь из кошмара.
Потому что призраки, материализовавшиеся перед ним, оказались его стражниками. Они искали его. Когда они увидели его с водолазным аппаратом на плече, один из них ухмыльнулся и сказал: «Mun shan ayoon Aisheh».
Леонардо понял слова, но не их смысл.
«Ради глаз Айше».
Завтра он узнает, что это значит.