Собор памяти

Леонардо пролистал книгу. На каждой странице был великолепно исполненный чертёж. Он смотрел на тщательно вычерченное устройство для изготовления пушечных стволов, слишком больших, чтобы их можно было выковать в обыкновенной кузнице; зубчатые механизмы были подробно исполнены во всех видах. Другая страница: детали конического боевого танка под названием «черепаха»; лестницы с крюками для штурма крепостных стен; платформы на колёсах выше укреплений любой цитадели; гигантский скорострельный арбалет в повозке с наклонными колёсами. Каждая страница была открытием: заряжающиеся с казённой части бомбарды, паровые пушки, винты для поднятия пушек, гигантские катапульты с противовесами, катапульты с двойными пружинами, разнообразные баллисты, проволочные ежи, колесницы с косами, гранатомётные машины, мушкеты и станки орудий, различные снаряды, конические снаряды с плавниками, как у рыб, детали зажигательных гранат, шрапнельные гранаты, пушки на станках; устройства для обороны крепостных стен и казематов, устройства для сбивания осадных лестниц, разные виды временных мостов, архитектурные чертежи для укреплений и оборонительных средств. Последним и, пожалуй, самым красивым был чертёж новой летающей машины. Это устройство казалось хрупким, как водомерки — длинноногие тонкотелые насекомые, которые как будто парят над гладью воды. Это был моноплан с одним-единственным крылом, которое было обтянуто струнами, словно гигантский паук оплёл его своей сетью, слегка изогнутым и с неподвижным хвостом. Пилот свисал с моноплана, точно нёс его на себе: ноги болтались внизу, голова и торс — над планером.

На следующей странице были подробные наставления, как управлять монопланом.

   — Куан, да ведь это куда лучше, чем я задумывал! — пробормотал Леонардо, восхищённо любуясь чертежом моноплана. Он помолчал, листая страницы с такой быстротой, словно мгновенно прочитывал их. — Он совершенно переработал мои изначальные наброски, а иные работы и вовсе целиком его. Я и представить себе не мог, что у него такой талант. Он всегда казался мне... подражателем, и больше ничего.

   — Даже я недооценил его, — заметил Куан. — Мне и в голову не пришло, что он попытается сторговаться с Турком, будучи в доме калифа. В конце концов, ему ведь удалось стать главным изобретателем и мастером бомбард и пушек.

   — Но он хотел быть капитаном инженеров.

   — Фактически он и был им.

   — Зачем же тогда этот титул дали мне? — спросил Леонардо, и лицо его вспыхнуло от унижения.

   — Калифу нужны были плоды твоего воображения, маэстро, но он хотел также и всегда держать тебя под присмотром. У тебя репутация мастера, который не имеет привычки завершать свои заказы.

   — Это был не заказ.

   — Я думаю, Зороастро удалось поговорить с калифом, — сказал Куан, — и он представил тебя человеком творческим, но непрактичным.

   — А себя, стало, быть... — Леонардо не было нужды завершать фразу; Куан согласно кивнул. — Но эти изобретения великолепны, — сказал Леонардо. — И ему удалось достичь влиятельного положения. Зачем же он рисковал всем, чего достиг, ради работы на турков?

   — Быть может, по той же причине, по которой он улучшил твои творения.

   — Что же это за причина?

   — Его вина, — сказал Куан, придавая голосу лёгкий вопросительный оттенок.

Леонардо вдруг ощутил невыносимую тоску по дому и от всего сердца пожелал прямо сейчас, сию секунду вернуться во Флоренцию, в лёгкость юношеских лет, бывших, казалось, так недавно, и в этот миг увидел, как наяву, лицо Зороастро, когда он, Леонардо, унижал его в присутствии Бенедетто Деи. Тёплая волна раскаяния омыла его, и ему страстно, как никогда, захотелось хоть раз ещё поговорить с Зороастро.

   — А возможно, и ревность, — продолжал Куан.

   — Ревность?

   — Если бы он был на службе у Мехмеда, он бы испытал свой дар в борьбе против твоего, доказал бы, что он лучше тебя.

Леонардо, сам того не сознавая, кивнул; скорее всего, Куан был прав. Как только прежде он мог быть так слеп?

Зороастро не предал бы его вторично только ради денег — но ради того, чтобы обойти его и тем пролить бальзам на израненное насмешками сердце.

   — Что с Бенедетто? — спросил он.

Куан усмехнулся.

   — Если бы калиф думал, что Бенедетто вовлечён в замыслы Зороастро, он был бы сейчас... в раю, вместе с Зороастро. И вы сегодня похоронили бы его.

   — Сандро сходит с ума от тревоги за него, да и я тоже.

   — Что ж, можете не тревожиться, — сказал Куан. — Он в безопасности.

   — В Дамаске?

   — Нет, Леонардо. Он здесь. Но калиф, я думаю, хочет устроить тебе сюрприз... так что не выдай, что знаешь об этом.

   — Здесь? — Помолчав немного, Леонардо спросил; — Его пытали вместе с Зороастро?

   — Нет, маэстро, не пытали. В этом не было нужды. Зороастро во всём признался. Поверь мне, дыба — превосходное приспособление для получения правды.

   — Человек может сказать что угодно, лишь бы избежать пытки.