Собрание

1

Мы с борзою собакой носились по снам,
По Морфеевой пустоши,
по цветам и полям,
по висячим мостам.
И взлетали они и взмывали оне
До арбузного семечка — к белой Луне.
К нашатырным цветам приникали вдвоем,
От их трезвости дикой забывали — где дом.
И не лето кругом, а декабрьский скисающий день,
Открывала глаза, а закрыть уже лень.
И собака дрожала, свернувшись у ног,
И звала меня в сон. Разве жизнь есть предлог —
Чтобы сны мои видеть, чтобы, заспав,
Притушить этой тьмы слишком резкую явь?
Мы с борзою скользили по светлой реке,
Трепетала муха на честной усатой щеке,
И сказала собака: — Мне жизнь так странна,
Как чужая, в общем-то, эта страна,
Даже более сна. —
Отвечала я ей: — Некий похитил вор
Мою бодрость и трезвость. Ты б отыскала его. —
Но собака потупила взор.
Не ответила мне ничего.
Изобилием тьмы мы питаемся, столько не съесть,
Декабря не известь,
Она льется по нашим медвежьим костям,
Своей светлой изнанкой вращаясь ко снам.

2

С параллельною птицей летели тайгой, а потом
Повернули над синим сияющим льдом,
А на льду раскраснелись цветы, и едва
Называя себя — превращались в слова.
Леденели в полярных садах,
Их тяжелая ценная кровь вымерзала в клубнях.
О, зачем лепестки одеваются льдом —
Просыпаясь, я озиралась с трудом,
Голубь мерз за окном.
Голос сумерек в бархатной сыпи
Прошептал: спи, да спи ты.
Духи сумерек в ухо вливали настой:
Спи, усни, сон с тобой.
Так вмерзала я в льдину, в плывущую тьму декабря.
Спи, медведь, далеко до весны,
Сонным соком бочки полны,
Вдоволь сна у зимы в закромах.

декабрь, 1992

ССОРА В ПАРКЕ

Парк весенний — будто водорослевый.
Музыка поводит бедрами.
Сыра ломтики подсохшие
У меня в руке дрожат,
И бутылка пива крепкого
На сырой земле стоит.
Воздух будто промокашечный —
Из сиянья, из дрожания
Что-то хочет проступить.
— Видите вот эту статую?
Это гипсовая Ночь,
Если ты ее царапнешь,
Из нее сочится кровь.
— Ах, пора уже оставить
Вам готические бредни.
Сколько можно клоунессу
Из себя изображать?
Я давно уж удивляюсь,
Почему вы так уверены,
Что Господь вам все простит?
— Просто вы меня не любите,
Как Господь… Да, вот не любите. —
Горькой легкой сигаретою,
Сигаретою турецкою
Затянусь и посмотрю
На оркестр в отдалении
И платок сырой пруда.
— Это очень ясно, просто:
Бесконечна его милость
И любовь несправедлива,
Я ее не заслужила,
Потому он и простит. —
Тихо-тихо, низко-низко
Пролетел лиловый голубь
Над зеленою скамейкой.
Я брожу одна в тумане
И с собою разговариваю,
И целую воздух нежно
Иногда, по временам.

1985

ПУШКИН ЦЕЛУЕТ РУКУ АЛЕКСАНДРОВУ