Собрание палийских джатак

Тогда брахман подумал: «Мать их скоро вернётся, да и он, пожалуй, станет раскаиваться из-за любви к детям». Так поразмыслив, он связал им руки лианой, словно пучок лотосов, и, видя их сопротивленье, пригрозив им, потащил за собою этих юных детей, оглядывающихся на отца. И вот девочка Кришнаджина, на которую никогда ещё прежде не обрушивалось горе, громко рыдая, сказала отцу:

65. «Отец, ведь этот брахман безжалостный меня лианой бьёт. Нет, он не брахман, это ясно! Известно мне, что брахманы благочестивы.

66. Ведь это якша под личиной брахмана; конечно, тащит нас он, чтоб пожрать. Зачем ты равнодушно смотришь, отец, как нас уводит этот пишача ужасный?»

Тогда мальчик Джалин, тоскуя по матери, так сказал:

67. «Не так мне больно то, что бьёт меня дважды рождённый этот, как то, что мамы я сегодня не видал. О, это так меня терзает!

68. Конечно, мама долго будет плакать в опустевшей хижине лесной и тосковать о детях, бедная, как чатака13, детей которой погубили.

69. Для нас ведь наберёт она в лесу кореньев и плодов так много. Что же будет с мамой, когда она увидит лесную пустынь опустевшей?

70. Какие есть у нас лошадки, слоники, тележки, – отдай ты непременно половину маме, чтоб горе тем её утешить.

71. Так передай же ей от нас почтительный привет и всячески удерживай её от скорби; ведь трудно будет нам, отец, с тобою встретиться иль с нею.

72. Идём же, Кришна, и умрём! Какая польза нам теперь от жизни? Мы отданы царём брахману, жадному до денег».

Таковы были его слова, и они ушли.

Тогда бодхисаттва, хотя вся его душа была потрясена этим жалостным лепетом его детей, при мысли: «Кто же, отдав, будет раскаиваться?» – остался сидеть на том же месте, хотя его сердце жгло неугасимое пламя скорби; его сознание остановилось, словно парализованное ядом. Когда подувший прохладный ветерок вернул ему сознание, он посмотрел на своё лесное жилище, где уже не было детей и которое словно замерло в молчании, и рыданья прервали его дыхание. Потом он сказал сам себе:

73. «Как он не постыдился у меня перед глазами мучить моё сердце, которому названье дети! Позор тому брахману, стыд потерявшему!

74. Пешком, босые, по нежности своей не в состоянье вынести усталость, как путь они пройдут и как работать в услуженье будут?

75. От утомления измучатся они в дороге – кто успокоит их сегодня? Терзаяся от горя, холода и жажды, к кому пойдут они и обратятся с просьбой?

76. И если так ужасно моё страданье, хоть я стремлюсь достичь покоя мысли, то каково же состояние моих малюток, здесь возросших в неге?!

77. О, огонь разлуки с милыми детьми словно сжигает моё сердце! Однако кто из добрых, помня о благом законе, потом раскаиваться будет?»

Между тем Мадри чрезвычайно взволновали и расстроили различные неблагоприятные предзнаменования, предвещавшие что-то ужасное, и она хотела как можно скорее вернуться домой с собранными плодами и кореньями, но дорогу ей преградил хищный зверь, и поэтому она очень поздно пришла домой. Не видя детей ни там, где они обычно встречали её, ни на площадке для игр, она ещё больше обеспокоилась.

78. И в волненье, опасаясь чего-то страшного, она вокруг кидала взоры в поисках детей; звала их долго и, не услышав ничего в ответ, снедаемая скорбью, стала горевать:

79. «Собраньем многолюдным мне казался прежде этот лес, который оглашался лепетом моих детей. Теперь, когда я их не вижу, он словно стал пустыней, где беззащитной чувствую себя. Но что же сталося с детьми?

80. Увлёкшися игрой, они устали, возможно, захотели спать и спят уже, а может, заблудились в чаще леса? Иль, недовольные, что я не возвращаюсь долго, спрятались из детской шаловливости где-либо?

81. Но отчего же не щебечут птицы эти, чем-то смущённые, как если бы они свидетелями были их убийства? А может быть, они унесены рекою бурной, что гневно, дико мчится на своих конях-волнах?

О, если бы мои тревоги оказались и на этот раз напрасными! О, если бы царевич и дети были невредимы! О, если бы последствия предзнаменований, возвещавших дурное, сказались на мне самой! Но отчего же, однако, исчезла беспричинно радость моего сердца и оно словно разрывается на части, окутанное тьмой тоски? И тело моё словно обессилело, всё перепуталось в сознании, как будто весь лес колеблется, утратив вдруг свою красоту!»

Потом она, войдя в обитель и отложив в сторону коренья и плоды, которые собрала, приблизилась к супругу своему и, предварительно почтительно приветствовав его, спросила:

«А где же дети?» Но бодхисаттва, зная слабость материнского сердца, проистекающую от любви, и не имея силы вымолвить ужасное известие, не мог сказать ей ни слова.

82. Огнём известий неприятных жечь сердца людей, приятного достойных, необычайно трудно сострадательному.

Тогда Мадри подумала: «Всё ясно; беда случилась с моими детьми, и потому он так молчалив, убитый скорбью и уныньем». При этой мысли Мадри, словно лишившись разума, стала повсюду озираться и, не видя нигде в обители детей, захлёбываясь слезами, снова обратилась к супругу: