Собрание сочинений

Ракель рассматривала пустынные окрестности, пока не почувствовала, что пора взяться наконец за книгу, которую она вот уже месяц носит с собой. Приберегая на случай, если под рукой не окажется ничего другого. Можно, разумеется, дать ещё один шанс старому немецкому мизантропу или Айле, девочке-кроманьонке, которая, вопреки всему, выживает в землетрясении и схватках с пещерным львом и племенем неандертальцев, но об этом хотелось читать ещё меньше.

Словом, она взялась за немецкую книгу. Перепрыгивала через незнакомые фразы, бегло пролистывала одни абзацы и целиком пропускала другие, чтобы просто создать себе впечатление о книге и прежде всего сказать отцу, что она её прочла.

Простая, по сути, история. Рассказчик выведен под тем же именем, что и его создатель, малоизвестный, судя по всему, писатель, живущий в Берлине. Не то чтобы совсем неудачник, но успеха определённо не добившийся. Он слишком много времени потратил на сочинительство и не может свернуть с этой дороги, несмотря на безрадостные перспективы и полную нехватку новых идей. Случайное знакомство с женщиной. Мимолётная, как ему кажется поначалу, связь. Но постепенно женщина увлекает его всё больше, и в конце концов герой оживает всем своим существом; его мир переворачивается. То, что он воспринимал как легкомысленную игру, становится безумно важным. А потом – и читатель понимает это быстрее, чем бедняга-рассказчик – всё начинает рушиться. Женщина отдаляется и через какое-то время полностью разрывает отношения. Герой в отчаянии, его жизнь и представления о самом себе разбиты вдребезги, он ничего не понимает и не может вернуться к принципам и мироощущению прошлого. Дорога туда закрылась. В чём он ошибся, почему он ей не нужен – одержимо думает он об этом и обо всём том прочем, что любой несчастный влюблённый вечно гоняет в голове по кругу. Постепенно проступает портрет женщины, которую он любит, – загадочная, но искренняя, самодостаточная и одинокая, чередующая холодную отстранённость и нежную близость, – но при этом её уклончивые действия никак не объясняются. А потом она исчезает, бесследно, и книга заканчивается, вынуждая читателя смириться с неведением и тайной.

Нужно признать, подумала Ракель, что в языковом плане текст чистый, сильный и ясный, даже учитывая, что его шлейф по-прежнему оставался слегка за горизонтом её понимания. Хронология фрагментарна, но сводится воедино так мастерски, что в любой момент читатель ощущает хрупкость истории любви, разворачивающейся между рассказчиком и женщиной, на протяжении всей книги именуемой «она». То, что в начале кажется банальной хроникой разрыва, местью брошенного любовника, через несколько глав внезапно становится интересным. Читатель попадает на тот же крючок, что и рассказчик Филип, и так же лихорадочно жаждет понять, что происходит с женщиной, которая одновременно так загадочна и беззащитна. Ракель ожидала увидеть классический портрет femme fatale – красавицу с её неуловимыми двусмысленностями и жестокостью, – но Филип Франке описал совсем другой тип женщины. Её квартира забита книгами на нескольких языках, в остальном же это жилище аскета. Когда ей не спится, она имеет обыкновение читать Гомера на древнегреческом. Она стайер, но не фанатик, просто выскальзывает утром из постели, зашнуровывает шиповки и уходит бегать по рассветным берлинским улицам. Она кажется самостоятельной личностью, честной и целостной, стремящейся к правде и неспособной ко лжи. Однако огромные территории её жизни и истории остаются закрытыми, и Филип то и дело натыкается на запертую дверь или глухое молчание. Когда однажды герой-рассказчик издалека замечает любимую с другим мужчиной, он не верит, что она ему неверна. И всё-таки долго идёт за ними, и в его воображении незнакомец обретает богоподобные масштабы, хотя внешне это довольно потрёпанный мужчина средних лет в бесформенной военной куртке из тех, что раньше продавались в секонд-хендах.

Пока Ракель читала, дом проснулся. Снизу доносились пронзительные детские крики. Шумели трубы. Услышав шорох гравия во дворе, Ракель посмотрела в окно и увидела дядю Петера в беговых тайтсах и сигнальной жилетке, хотя на улице уже было совсем светло. В конце аллеи он перешёл на спортивный шаг.