Собрание сочинений

Мартин рассмеялся. Такое легко можно было представить.

Сусанна ему всегда нравилась. Они жили в совершенно разных мирах и вряд ли бы когда-нибудь встретились, разве что ему бы вдруг понадобилась помощь кардиоторакального хирурга и он попал бы к ней на операционный стол. Концепция семьи включает в себя одну тонкость: твоя жизнь разворачивается рядом с людьми, которых ты не выбирал, а возможно, тебе бы даже в голову не пришло, что их можно выбрать. Мы не выбираем детей, родителей, братьев и сестёр. Не выбираем тёщу или тестя, свёкра или свекровь. Всех их мы получаем вслепую, волею случая, и нам приходится находить себе место рядом.

– Одного не могу понять, – продолжала между тем Сусанна, – почему они не остались в Аддисе? Ларс сделал отличное дело с этой клиникой. Представляешь, она до сих пор работает. У меня есть подруга из «Врачи без границ», так вот она утверждает, что его там до сих пор почитают как, чёрт возьми, святого. Родовспоможение там, конечно, было просто ни в какие ворота и стать героем было довольно просто, но я всё равно считаю, что всё заслуженно. Он был прекрасным хирургом. Он построил прекрасную клинику. И его передвижные госпитали до сих пор работают. Но после возвращения в Швецию его начало бросать из стороны в сторону. Ушёл с работы, чтобы ловить бабочек, импортировать ковры и ещё что-то. По-моему, дольше, чем на полгода он в Каролинском [69] не задерживался. О господи, я готова убить за бокал вина.

Потом она ушла качающейся походкой, а Мартин, воспользовавшись случаем, улизнул на улицу глотнуть свежего воздуха.

Весенняя ночь была холодной. Встав спиной к дому, он вглядывался в мелькавшую между деревьев озёрную гладь. Он здесь ни разу не купался. Озёра почти так же ужасны, как и моря.

– А, ты тоже сбежал? – Вера похлопала его по плечу и сделала несколько неуверенных шагов на высоких каблуках. – Хочешь сигарету?

– Нет, спасибо.

– Я думала, ты вышел покурить.

– Я не курю, – ответил он. – Мне просто захотелось посмотреть на воду.

Вера поставила бокал с вином на траву и вытащила пачку сигарет. Пламя осветило лицо, так сильно напоминавшее Сесилию. Она наклонила голову в сторону, выпустила дым и, не спуская с Мартина взгляда, повторила:

– На воду.

Когда она затягивалась, огонь сигареты тихо потрескивал. Серия едва заметных манёвров (подняла с земли бокал, переступила с ноги на ногу, слегка покачалась), и Вера переместилась немного ближе. Вздрогнула всем телом.

– Холодно, – произнесла она так, словно температура нанесла ей личное оскорбление. Пальцы, державшие сигарету, слегка дрожали.

Мартин отступил на шаг в сторону и сунул руки в карманы пиджака.

– Ты никогда не звонишь, когда бываешь в Стокгольме, – сказала она.

– Я давно там не был.

– Мне казалось, ты часто навещаешь Густава Беккера, нет?

– Да, но, понимаешь… – Мартину не хотелось признаваться, что они с Густавом не виделись почти полгода. И он замолчал.

Вера не выносила тишины, длившейся дольше нескольких секунд.

– Ты не в курсе, там что-нибудь новое намечается? У Густава?

– Полагаю, о выставке в Художественном музее ты уже слышала?

– Да, но это ретроспектива. А я имею в виду новое. Потому что на этот случай у меня есть несколько заинтересованных клиентов. Разумеется, я говорила с Кей Джи, но он что-то промямлил, из чего я, увы, делаю вывод, что он не знает, чем Густав Беккер занимается в настоящее время.

«Значит, галерист так же отдалён и несведущ, как и он сам», – торжествующе подумал Мартин. И тут же почувствовал более дружеское расположение к Вере, которая говорила о том, как редко можно получить доступ к новым работам Густава.

– Труднодоступность – неглупая стратегия. Это набивает цену. Реально. – Она заговорила тише: – Подобная отстранённость – хорошая тактика для того, чтобы повысить спрос и в других областях.

– Что ты имеешь в виду?

Она сделала глубокую затяжку:

– Ничего.

– Ты не можешь просто изречь нечто непонятное и не объяснить, что имеешь в виду.

Вера выпустила мощную струю дыма и раздражённо произнесла:

– Ты говоришь как Сесилия. Всё и всегда нужно определить и проанализировать. Разобрать на части, насколько это возможно. Слушай, скажи честно, Сесилия хоть когда-нибудь веселилась?

– Ну, разумеется…

– Так чертовски умна, прочла столько книг, такой диплом. Сколько лет ушло у неё на эту книгу? Так усердно трудилась, и как всё закончилось. – Вера щёлкнула пальцами и покачнулась. – Но, чёрт, на это ушло десять лет. Она ведь десять лет этим занималась, верно? Примерно, да? И знаешь что? За это время кто угодно написал бы докторскую. Восьмидесятые – ерунда! То ли дело сейчас, когда тебе должны утвердить исследовательскую программу, ты должен получить грант и всё прочее дерьмо. – Она размашисто повела рукой, это был типичный жест Сесилии.

Расстояние между тлеющей сигаретой и её волосами оказалось устрашающе близким.