На горизонте собирались грозовые тучи. В феврале группа террористов трижды взрывала бомбы, одну заложили в книжном магазине на площади Сен-Мишель неподалёку от их квартала. Мартин сразу позвонил из автомата домой и подрагивающим голосом сообщил, что с ним всё в порядке. Густав посчитал, что родителям звонить не стоит, но бабушку известил. Следующие несколько дней прошли в ожидании новых взрывов, но Мартин, Густав и Пер уверяли друг друга, что из дома не выходят только из-за лютого холода. Чтобы разобраться в случившемся, Мартин читал «Монд» со словарём.
– Это ливанцы, – объяснял он. – CSPPA. Comité de Soutien avec les Prisonniers Politiques et Arabes et du Moyen-Orient [91]
. Плохое, кстати, название для террористической группы.– Moyen-Orient? – переспросил Пер.
– Да, но Moyen-Orient при этом в аббревиатуру не включили.
– Это потому что CSPPAMO звучало бы не так жёстко, как CSPPA.
–
Потом застрелили Пальме. Мартин читал новостные заголовки, и от ощущения нереальности происходящего по спине у него бежал холодок. Даже мать казалась взволнованной, когда он говорил с ней по телефону.
Да, теоретически Мартин мог находиться в книжном магазине на площади Сен-Мишель, но всё равно и «Хезболла», и эта малопонятная организация, поддерживающая неважно чьих политических заключённых, были от них далеко. Но Пальме – это Пальме. Мартин не помнил жизни
– Они думают, что это могла сделать ООП [93]
, – сказал Пер, который понимал телевизионные новости быстрее, чем Мартин и Густав.Снег растаял, воздух стал мягче. Земля в парках была чёрной и влажной. Зелёная Сена блестела, как стекло на солнце. Открывались двери, официанты выносили столики на улицу. Мартин спрятал шерстяной свитер и надел рубашку под пальто, которое вскоре сменил на пиджак. Однажды ему пришлось возвращаться домой в обход, потому что бульвар Распай был буквально забит людьми. Он спросил у прохожего, по какому поводу демонстрация, и в ответ услышал, что хоронят Бовуар. Симону де Бовуар Мартин не читал, но именно в
Ещё через несколько недель взорвался Чернобыльский реактор, и Европу накрыли ядовитые ветра. В новостях сообщалось об опасных осадках, и даже Сесилия, всегда спокойно относившаяся к текущим политическим событиям, понимая, что все они рано или поздно станут просто историческим материалом, даже Сесилия писала ему встревоженные письма. Правительство только что приняло решение модернизировать Рингхальс [94]
, и носить значкиВ целом складывалось ощущение, что мир вырулил на прямую дорогу в ад.
– Неужели всё так плохо? – спрашивал Пер. – Давайте подумаем о чём-нибудь хорошем.
– То есть ты предлагаешь искать утешения в том, что, если нас не прикончит «Хезболла» или ядерный взрыв, мы успеем насладиться медленной смертью от чернобыльского рака? – спросил Густав. – Или тихо задохнёмся от нехватки кислорода, который уже высасывается через озоновую дыру?
– Кислород не исчезает через озоновую дыру. Но риск получить рак кожи есть.
– Договорились. Мы все умрём от рака.
– От рака необязательно
Впрочем, перед ВИЧ пал даже оптимизм Пера. Однажды он вернулся домой к завтраку – лицо серое, под глазами мешки.
– Возвращение победителя! – прокомментировал Густав, протягивая «победителю» чашку кофе. Мартин, только сейчас сообразивший, что Пер не ночевал дома, спросил:
– Похоже, у тебя была нелёгкая ночь? В хорошем смысле?
– У меня был секс, – прошипел Пер.
– Поздравляю!
–
– А-а…
– Я должен сдать анализ.
– Всё наверняка в порядке, – заверил его Густав. – Выпей лучше, это поможет! Там остались и виски, и водка…
– Можно же пойти в какую-нибудь больницу, да? – У Пера срывался голос. – Ну почему они нас этому не учат? Что толку, что я могу спросить, как пройти к почтовому отделению! Но я был бы рад, если бы мне объяснили, как сказать: «Я хочу проверить, не заболел ли я в вашем городе СПИДом?!» Что? Я переспал с подозрительной девицей из Бата, это в Англии, и теперь мне кажется, что я подхватил эту долбаную смертельную заразу.
– Успокойся, – сказал Мартин. – Ничего ты не подхватил.
– Откуда ты знаешь? Она могла раньше спать с кем угодно. Она переспала со
– Риск заразиться очень маленький…
– Всё, больше никакого секса, никогда.