Собрание сочинений

Липкими руками Мартин снял с себя пиджак. По спине стекал пот, тело горело. Голова кружилась. Казалось, что в воздухе вообще нет кислорода. Мартин открыл окно. Солнце ударило его наотмашь. Режущий глаза отблеск речной воды. Сердце быстро застучало. Пульс не падал. Озноб и внезапная тревога. Перед глазами потемнело, звон в ушах, он закрыл дверь кабинета и опустился на диван. Трудно дышать, внутри волна тошноты. Он придвинул компьютер, открыл 1177 [171] и набрал в поисковой строке «инфаркт». Распространёнными симптомами инфаркта, возвещалось профессиональным языком, были сильная и продолжительная боль в грудной клетке, которая иногда иррадиирует в конечности, дискомфорт в области грудной клетки, который может также ощущаться в глотке, челюсти и плечах; тошнота, затруднённое дыхание, холодный пот, чувство страха и отчаяния. Мартин закрыл глаза и прислушался к себе. В руки ничего не отдавало, впрочем, эксперты 1177 утверждали, что инфаркт может произойти и без боли в груди.

Что будет, если он позвонит 112? Приедет скорая, суматоха на лестнице, посреди издательского офиса санитары-атлеты в зелёной униформе с носилками… Он перешёл в следующий раздел: «Когда следует обращаться за помощью?» Среди обилия слов ему удалось вычленить «четверть часа» – если боль не проходит в течение четверти часа, необходимо позвонить 112.

Часы показывали без двадцати два. Мартин вернулся на диван, стараясь дышать как можно спокойнее. Подумал, не стоит ли позвонить Ракели, но решил, что сделает это после скорой. Возможно, уже из приёмного отделения. Пересчитал окна на парижской картине, потом дымоходы. О, эти дымоходы, чёрные настилы крыш, туманное небо, частокол антенн! Приглушенная какофония транспорта, просачивающаяся сквозь чердачные окна! А французский у него неплохой. Возможно, он был слишком самонадеянным, когда брался за перевод того романа Маргерит Дюрас, и времени на это у него ушло гораздо больше, чем он думал, но у него действительно получилось. Недавно пролистав книгу, он не заметил там ни малейших следов самого себя – только Дюрас и её язык, который не перепутаешь ни с каким другим. Может, ему снова заняться переводами…

Через какое-то время пульс упал. Нигде ничего не болело. Тело ощущалось, в общем, как обычно, только казалось, что каждую мышцу выжали, как тряпку. Он посмотрел на часы: семь минут. Скорая, видимо, не потребуется.

В половине третьего у него встреча.

Мартин пошёл в туалет, где долго простоял, опёршись руками о раковину и прижавшись лбом к прохладной поверхности зеркала.

Когда вечером Мартин пришёл домой, в квартире никого не было. Он включил телевизор и послал Элису сообщение «ты где?». В последнее время сын был необычайно молчалив и едва здоровался, а весь вечер накануне стирал и гладил свои рубашки под Жака Бреля и его маниакальный аккордеон. Закончив со своими, он принялся за рубашки Мартина, хотя обычно просто оставлял их на самом дне бельевой корзины. Потом достал средства для обуви и начистил все их туфли. Если его прерывали, к примеру, невинным вопросом, хочет ли он чаю, Элис выплёвывал «что?», как будто ответить на такой вопрос цивилизованно невозможно. Утром, разыскивая в прихожей ключи, Элис буркнул, что собирается на блошиный рынок, и почти сразу же захлопнул дверь. Мартину пришлось убирать за ним, на полу в гостиной он оставил разбросанные фотоальбомы. Видимо, педантизм сына работает избирательно, подумал Мартин и сделал мысленную пометку: провести беседу об Ответственности и Распределении Домашних Обязанностей.

В комнате было душно. Мартин открыл окно и задёрнул шторы. По телевизору шёл датский детективный сериал. Двое полицейских сидели в машине, в окна бил дождь. А им, пожалуй, стоит издавать больше детективов. Даже плохие детективы продаются. Что скажут будущие литературоведы о наблюдавшейся в начале двадцать первого века одержимости криминальными романами? Где-то на периферии сознания на миг вспыхнула искра интереса.