Собрание сочинений

– Для отеля уже немного поздновато, – сказал он.

– Но я обещал. – Густав наполнил чашку Пеппи. – Мы хотели позавтракать…

– Долорес предприимчивая женщина. Она организует завтрак, где бы она ни находилась.

– Всё время говорит, что только обещаю и обещаю, и я должен выполнить это.

– Можешь остаться здесь. Комната Ракели свободна.

– Чёрт, и из-за этой картины она разозлилась. Всегда же можно написать новую. Правда же? Написал, и пожалуйста, новая картина, да?

– Нет. Мы завтра её заберём.

– Всем и всегда нужны картины. Густав, Густав, нарисуй новую картину, – он икнул и покачал головой. – Я не собираюсь завтра сидеть пять часов в поезде. Если она так думает, то она сошла с ума. Мы полетим.

III

МАРТИН БЕРГ: Все знакомые мне пишущие люди – упрямые черти. Они не сдаются. В этом деле сдаваться нельзя.

* * *

Мартин положил ключи на комод и разулся, стараясь действовать как можно тише. На диване сидела его жена, одетая в залитую молоком фланелевую рубашку, она качала ногой детское автокресло, в котором лежал Элис, и не мигая смотрела перед собой. Как только она останавливалась, ребёнок начинал скулить, а его личико сморщивалось и раздавался крик, нарушавший покой всей улицы.

– Ну как?

Сесилия лишь покачала головой.

– Давай я посижу немного, – сказал Мартин.

Она нашарила костыль, Мартин помог ей встать. Он слышал, как она включила воду в ванной. Она всегда принимала горячий душ, настолько горячий, что шёл пар. Он несколько раз обжигался, потому что она забывала повернуть смеситель. Их сын, похоже, уснул. Едва Мартин встал, собираясь поставить воду для пасты, как Элис снова захныкал, а когда Мартин ставил на плиту кастрюлю, мальчик уже кричал во всё горло.

– Это колики, – сказал на приёме педиатр. – Через три или четыре месяца пройдёт.

Поначалу они почувствовали облегчение, ведь им объяснили причину, по которой их родившийся месяц назад ребёнок часами безутешно кричит, но через неделю им уже было всё равно – слова врача с тем же успехом могли подразумевать «три-четыре года». У Мартина кружилась голова от постоянного недосыпа, и пару часов после обеда он лежал в бессознательном состоянии на диване в офисе. Впоследствии громоздкая офисная мебель будет ассоциироваться у него с полным комфортом и душевным покоем. Дело в том, что работа всё больше и больше напоминала отпуск. Только тихие офисные звуки. Только взрослые, с кем возможно вербальное общение. Только интеллектуальное и эстетическое времяпрепровождение. Всё, что располагалось вне стен квартиры Бергов, теперь казалось беспроблемным. И его охватывала спасительная лёгкость, похожая на приятное опьянение. Они купили персональный компьютер. Они наняли редактора, специалиста на все руки, Санну Энгстрём, которая, конечно, вечно грозилась найти более выгодную подработку, но никуда не уходила и, прикуривая одну сигарету от другой, ловко управлялась с текстами. Ну и пусть «Берг & Андрен» обанкротятся! Ну и пусть весенний тираж не разойдётся! Отвезут на свалку. Ему всего тридцать два. Он никогда не собирался становиться издателем. Он придумает что-нибудь другое.

И Мартин Берг наливал себе большую чашку чёрного кофе, моргал, избавляясь от песка в глазах, и отвечал на звонок предельно бодрым голосом.

Не откладывая, обсуждал неприятные вопросы с типографией. Читал рукописи так, словно они действительно собирались их издавать. Начал переводить предисловие с французского на шведский и понял, что это легко. Заканчивал одно предложение и брался за другое – в итоге получилась страница текста, и эта страница представляла собой нечто конкретное. То, чего раньше не было, а теперь появилось. И он лично – Мартин Берг, le traducteur [194] – был при этом невидимым и незаменимым. Он взвешивал значения и коннотации слов. Обстоятельно обдумывал сложные куски. Радовался элегантно подобранной глагольной форме. Подливая себе кофе, щёлкал шариковой ручкой, тянулся за словарём. Он был покорным слугой текста. Шли недели, с работы он уходил всё позже и позже.

– Не смотри с таким укором, – вспыхивал он, появляясь наконец дома, но Сесилия просто молча возвращалась к своему неусыпному бдению с Элисом на плече.