Собрание сочинений

Городская библиотека Берлина на Потсдамерштрассе открывалась в десять, но желающие занять место в читальном зале должны были прийти заранее. В те дни, когда у Ракели не было занятий в университете, она заводила будильник и при его звуке заставляла себя свесить ноги с кровати. Потом дольше обычного стояла под душем, спешно готовила термос и заваривала кашу, надевала то, что лежало на самом верху груды одежды, тихо, чтобы не разбудить Александра, закрывала входную дверь, неловкими манёврами вывозила велосипед на дорогу с места парковки и ехала на нем через весь Кройцберг. Изо дня в день квартал жил в одном и том же ритме. Народ спешил на работу. Катились потоки машин и велосипедов. Сигналили грузовики, паркующиеся на проезжей части. Просевшие довоенные дома, с фасадами, на высоту человеческого роста покрытыми вывесками и рекламой. Химчистка, аптека. Турбюро, специализирующееся на поездках в Турцию, в окнах всегда полуопущены жалюзи. Две кебабные напротив друг друга – кафе Ахмеда и кафе Метина. Обычно Ракель приходила к библиотеке без пяти девять, пополняя разобщённую компанию ожидающих снаружи завсегдатаев. Когда их впускали, каждый устремлялся к любимому месту, как в стае, где за каждой птицей закреплено определённое положение. Ракель училась до обеда, который съедала в ближайшей фалафельной, после чего ещё на несколько часов возвращалась в библиотеку.

Все на свете считали исключительно благом тот факт, что она столько времени проводит в библиотеке. И поскольку она была общепризнанно способной и дисциплинированной, ей не надо было задумываться, чем и зачем она, собственно, занимается. Библиотека работала семь дней в неделю, и Ракель всегда находилась там. На почтительном расстоянии от мира людей. Когда звонил отец, она рассказывала ему о последнем визите Густава, о немецкой литературной сцене и обо всём прочем, о чём он обычно расспрашивал, пока часы не подтверждали, что их разговор уже продлился полчаса. И тогда она говорила, что ей пора – на вечеринку с друзьями, – и возвращалась библиотеку.

Сейчас все студенты ушли на каникулы, семестр закончился несколько недель назад, и огромное здание было безлюдным. Редкие посетители ходили вдоль стеллажей осторожно и тихо, как и положено в библиотеке. Всё здесь осталось прежним, кроме Ракели.

«Её» привычное место оказалось свободным. Она включила компьютер, положила на стол словарь и раскрыла Ein Jahr. Книга пришла в плачевное состояние – переплёт разваливался, мятая обложка покрылась пятнами от кофейных чашек, – но оставалось перевести всего страницу. Полароидный снимок, выпавший из папиной парижской карты, Ракель использовала в виде закладки.

– Сколько это займёт времени? – перегнувшись через перила, Элис рассматривал библиотечный холл.

– Час или чуть больше.

– Я успею в центр?

– Что ты там собираешься делать?

– Не знаю. Просто погуляю. Я же здесь никогда раньше не был.

Он ушёл, она осталась одна. С текстом никаких особых проблем у неё не было. К этому моменту голос Филипа Франке стал настолько знакомым, что подчас казался ей её собственным, а последние строчки романа и вовсе складывались как будто под действием неведомой силы за пределами её сознания. Вполне возможно, она заглушила голос автора собственным, но сама она определить это не могла. Текст обязательно должен посмотреть профессиональный переводчик и сделать замечания. Но всё это потом. А сейчас она сделала всё что могла. У собственных возможностей существуют границы, и лучше просто максимально хорошо закончить работу, чем бесконечно стремиться к идеалу. Тот, кто отдаёт жизнь незаконченным великим проектам, одной ногой стоит в царстве мёртвых.

В кошельке обнаружилась старая карточка для принтера, и Ракель положила на неё пятьдесят евро в ближайшем банкомате. Копировальный аппарат зажужжал и начал выгружать страницы. Она села на пол спиной к нему.

Когда он остановится, она встанет и пойдёт на встречу с матерью. Но что может сказать Сесилия в ответ на все её вопросы? Она же предпочла молчать, вместе с Мартином, Фредерикой и Филипом Франке. Мне нечего сказать. Да и кому вообще известна правда о самом себе? У всех есть слепые пятна и тёмные континенты. В лучшем случае можно попытаться собрать осколки: даты, годы и всё то прочее, что не вызывает сомнений. Хронология, как сказала бы учёный Сесилия Берг, занимает центральное положение. Когда события выстраиваются в верной последовательности и периодичности, что-то начинает происходить с подвижными завихрениями прошлого. Явления и впечатления вневременного космоса обретают устойчивость и связи. Вырисовывается узор. Однако не факт, что тот ясный взгляд, каким Сесилия смотрела на историческую науку, она сможет направить на самое себя. Собрать все части пазла должна Ракель, собрать и отметить самые важные.