Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961

У Абрама, Исака и Якова
Сохранилось немногое от
Авраама,
Исаака,
Иакова —
Почитаемых всюду господ.

Уважают везде Авраама —
Прародителя и мудреца.
Обижают повсюду Абрама,
Как вредителя и подлеца.

Прославляют везде Исаака,
Возглашают со всех алтарей.
А с Исаком обходятся всяко
И пускают не дальше дверей.

С той поры, как боролся Иаков
С богом
                и победил его бог,
Стал он Яковом.
Этот Яков
Под любым зодиаком убог.

«Почему люди пьют водку?..»

Почему люди пьют водку?
Теплую, противную —
Полные стаканы
Пошлого запаха
И подлого вкуса?
Потому что она врывается в глотку,
Как добрый гуляка
В баптистскую молельню,
И сразу все становится лучше.
В год мы растем на 12 процентов
(Я говорю о валовой продукции.
Война замедляла рост производства).
Стакан водки дает побольше.
Все улучшается на 100 процентов.
Война не мешает росту производства,
И даже стальные протезы инвалидов
Становятся теплыми живыми ногами —
Всё — с одного стакана водки.

Почему люди держат собаку?
Шумную, нелепую, любящую мясо
Даже в эпоху карточной системы?
Почему в эпоху карточной системы
Они никогда не обидят собаку?
Потому что собака их не обидит,
Не выдаст, не донесет, не изменит,
Любое достоинство выше оценит,
Любой недостаток простит охотно
И в самую лихую годину
Лизнет языком колбасного цвета
Ваши бледные с горя щеки.

Почему люди приходят с работы,
Запирают двери на ключ и задвижку,
Бросают на стол телефонную трубку
И пять раз подряд, семь раз подряд,
Ночь напролет и еще один разок
Слушают стертую, полуглухую,
Черную, глупую патефонную пластинку?
Слова истерлись, их не расслышишь.
Музыка? Музыка еще не истерлась.
Целую ночь одна и та же.
Та, что надо. Другой — не надо.

Почему люди уплывают в море
На два километра, на три километра,
Хватит силы — на пять километров,
Ложатся на спину и ловят звезды
(Звезды падают в соседние волны)?
Потому что под ними добрая бездна.
Потому что над ними честное небо.
А берег далек — его не видно,
О береге можно забыть, не думать.

АМНИСТИРОВАННЫЙ

Шел человек по улице зеленой.
Угрюмый, грустный,
                           может быть — хмельной.
От всех — отдельный,
Зримо отделенный
От всех
Своей бедой или виной.

У нас — рубашки. У него рубаха.
Не наши туфли. Просто — башмаки.
И злые. И цепные, как собаки,
В его глазах метались огоньки.

Глаз не свожу я с этого лица:
А может — нету в мире виноватых?
И старый ватник — это просто — ватник.
Одёжа,
А не форма подлеца.

«Все скверное — раньше и прежде…»