Ни тучки. С утра — погода.И значит, снова тревоги.Октябрь сорок первого года.Неспешно плывем по Волге —Раненые, больные,Едущие на поправку,Кроме того, запасные,Едущие на формировку.Я вместе с ними еду,Имею рану и справку,Талоны на три обеда,Мешок, а в мешке литровку.Радио, черное блюдце,Тоскливо рычит несчастья:Опять города сдаются,Опять отступают части.Кровью бинты промокли,Глотку сжимает ворот.Все мы стихли, примолкли.Но — подплывает город.Улицы ветром продуты,Рельсы звенят под трамваем.Здесь погрузим продукты.Вот к горе подплываем.Гора печеного хлебаВздымала рыжие ребра,Тянула вершину к небу,Глядела разумно, добро,Глядела достойно, мудро,Как будто на все отвечала.И хмурое, зябкое утроТихонько ее освещало.К ней подъезжали танки,К ней подходила пехота,И погружали буханки.Целые пароходыБрали с собой, бывало.Гора же не убывалаИ снова высила к небуСвои пеклеванные ребра.Без жалости и без гнева.Спокойно. Разумно. Добро.Покуда солдата с тылаРжаная гора обстала,В нем кровь еще не остыла,Рука его не устала.Не быть стране под врагами,А быть ей доброй и вольной,Покуда пшеница с нами,Покуда хлеба довольно,Пока, от себя отрываяПоследние меры хлеба,Бабы пекут караваиИ громоздят их — до неба!
ГОСПИТАЛЬ
Еще скребут по сердцу «мессера»,Еще вот здесь безумствуют стрелки,Еще в ушах работает «ура»,Русское «ура-рарара-рарара!» —На двадцать слогов строки.Здесь ставший клубом бывший сельский храм —Лежим под диаграммами труда,Но прелым богом пахнет по углам —Попа бы деревенского сюда!Крепка анафема, хоть вера не тверда.Попишку бы ледащего сюда!Какие фрески светятся в углу!Здесь рай поет!Здесь ад ревмя ревет!На глиняном истоптанном полуТомится пленный, раненный в живот.Под фресками в нетопленном углуЛежит подбитый унтер на полу.Напротив, на приземистом топчане.Кончается молоденький комбат.На гимнастерке ордена горят.Он. Нарушает. Молчанье.Кричит! (Шепотом — как мертвые кричат.)Он требует, как офицер, как русский,Как человек, чтоб в этот крайний часЗеленый, рыжий, ржавый унтер прусскийНе помирал меж нас!Он гладит, гладит, гладит ордена,Оглаживает, гладит гимнастеркуИ плачет, плачет, плачет горько,Что эта просьба не соблюдена.Лежит подбитый унтер на полу.А в двух шагах, в нетопленном углу,И санитар его, покорного,Уносит прочь, в какой-то дальний зал,Чтобы он своею смертью чернойКомбата светлой смерти не смущал.И снова ниспадает тишина.И новобранца наставляют воины:— Так вот оно, какая здесь война!Тебе, видать, не нравится она —Попробуй перевоевать по-своему!