Собрание сочинений. Т. 17.

А затем началась глухая, неистовая борьба. Аббат Пейрамаль, который был очень плохим администратором, ликовал, видя, как быстро растет его храм. Работы шли полным ходом, аббат ничего больше не требовал, убежденный, что святая дева оплатит труды. Он был совершенно потрясен, обнаружив, наконец, что приток пожертвований оскудел, деньги верующих минуют его, словно кто-то за его спиной повернул русло источника. Настал день, когда аббат уже не смог произвести обещанных платежей. Он только позднее понял, как ловко затягивали на его шее петлю. Очевидно, отец Сампе сумел снова переманить епископа на сторону Грота. Говорили даже, что по епархиям рассылались тайные циркуляры, запрещавшие посылать деньги на адрес приходской церкви. Жадный, ненасытный Грот поглощал все; дошло до того, что банковые билеты по пятьсот франков стали изымать из кружки, висевшей в соборе; обкрадывали кружку, обкрадывали приход. Но священник, страстно полюбивший новую церковь, которую он считал своей дщерью, неистово боролся и готов был пролить за нее кровь. Сперва он заключал контракты от имени церковного управления, потом, не зная, как расплатиться, стал договариваться уже от своего имени. Он ушел с головой в эту стройку и героически отстаивал свое дело. Из четырехсот тысяч франков он смог уплатить подрядчикам только двести, а городской совет стоял на своем: он даст обещанные сто тысяч, лишь когда будет возведена крыша. Отец Сампе, как говорили, не прекращал тайных интриг, ставя палки в колеса, где только возможно. Внезапно он восторжествовал: работы прекратились.

Это был конец. Аббат Пейрамаль, широкоплечий горец с головою льва, зашатался, сраженный прямо в сердце, и повалился, словно дуб, разбитый молнией. Он слег и больше не встал с постели. Ходили слухи, будто отец Сампе старался под благочестивым предлогом проникнуть в приходский дом: он хотел убедиться, что грозный противник действительно сражен насмерть; добавляли даже, что его пришлось выгнать из комнаты умирающего — ему никак не подобало там находиться! А когда побежденный, исполненный горечи священник умер, торжествующего отца Сампе видели на похоронах — удалить его оттуда никто не осмелился. Утверждали, что он держал себя там отвратительно, ничуть не скрывая своей радости. Наконец-то он устранил со своего пути последнее препятствие — избавился от человека, который был облечен законной властью и внушал ему страх. Теперь, когда оба труженика во славу лурдской богоматери были устранены — Бернадетта в монастыре, аббат Пейрамаль в могиле, — ему не нужно будет ни с кем делиться. Грот принадлежит только ему. Он будет собирать все пожертвования и распоряжаться по своему усмотрению бюджетом примерно в восемьсот тысяч франков. Сампе решил довести до конца гигантские работы — обеспечить собору самостоятельность и полную независимость; он поставил себе целью содействовать расцвету нового города и еще больше изолировать старый, отодвинуть его на задний план, точно убогий приход, и затмить блеском всемогущего соседа. Все доходы и все преимущества отныне окончательно были закреплены за новым городом.