— Да что ж тут особенного? — заключил Прада со смехом. — Все равно рано или поздно ему придется умереть, особенно если это во благо святой церкви… Не так ли, падре?
Сантобоно сидел неподвижно, потупившись и устремив взор на корзиночку с фигами, которую он держал на коленях так бережно, будто это были святые дары. В ответ на прямой и неожиданный вопрос графа, он нехотя поднял глаза, но не нарушил молчания, а только неторопливо кивнул головой.
— Не так ли, падре, — настаивал Прада, умирают не от яда, а единственно по воле божией?.. Говорят, это были последние слова злополучного монсеньера Галло, когда он умирал на руках своего друга, кардинала Бокканера.
Сантобоно во второй раз безмолвно кивнул головой. И все трое замолчали.
Коляска катила все дальше и дальше по необозримым, голым просторам Кампаньи. Дорога убегала прямо вперед, в бесконечную даль. По мере того как солнце склонялось к горизонту, в его лучах все явственнее вырисовывались волны пологих холмов, то зеленовато-розовых, то лиловато-серых, тянувшихся длинной чередою до самого горизонта. Вдоль дороги, справа и слева, виднелись лишь засохшие кусты чертополоха да желтые зонтики высокого укропа. Как-то раз навстречу попалась возвращавшаяся с полевых работ упряжка из четырех волов; среди пустынной равнины их черные силуэты на светлом фоне неба казались несоразмерно огромными. Дальше, на зеленеющей траве, выделялось темным пятном стадо овец, и ветер доносил терпкий запах овечьей шерсти; порою где-то раздавался собачий лай, единственный отчетливый звук в глухом безмолвии безлюдных полей, где царила торжественная, могильная тишина. Изредка слышалось нежное пение жаворонков, взлетавших вверх, — один из них парил где-то высоко-высоко, в прозрачном золотистом воздухе. А там, впереди, на фоне чистого, ясного, как кристалл, неба все больше и больше вырастал и ширился великий Рим со своими башнями и куполами, словно сказочный город из белого мрамора в зеленой оправе волшебных садов.
— Маттео, — крикнул Прада кучеру, — остановись возле «Римской остерии». — И прибавил, обратившись к своим спутникам: — Извините, пожалуйста, я хочу купить здесь свежих яиц для моего отца. Он их очень любит.
Они подъехали, и коляска остановилась. То был простой трактир у самой дороги с громким и звучным названием «Древняя римская остерия»; здесь останавливались извозчики перепрягать лошадей, сюда заходили охотники выпить белого вина и закусить яичницей с куском ветчины. По воскресеньям сюда иной раз приезжала повеселиться какая-нибудь компания римских мастеровых. Но по будням в этом трактире, затерянном среди пустынных полей, целыми днями не бывало ни единой живой души.
— Подождите минуту, я сейчас вернусь! — сказал граф, легко выскочив из коляски.
Трактир представлял собою длинный низкий дом в два этажа, с наружной лестницей из грубо отесанных камней, обожженных знойным солнцем. Все строение, цвета червонного золота, обветшало и потускнело. В нижнем этаже помещались общая зала, каретный сарай, конюшня, амбары. Рядом с домом, у рощицы пиний, единственных деревьев, которые растут на здешней скудной почве, под сводом плетеной беседки стояло пять или шесть деревянных, грубо сколоченных столиков. А в глубине, позади этого бедного, убогого трактира, темнели развалины древнего акведука, и полуразрушенная арка гордо возвышалась над ровной, бесконечной линией горизонта.
Граф быстро вернулся назад.
Скажите-ка, падре, вы не откажетесь от стаканчика белого вина? — спросил он. — Вы ведь и сами отчасти винодел, так что вам не мешает отведать здешнего винца.
Не заставляя себя просить, Сантобоно неторопливо вылез из коляски.
— Знаю, знаю. Это вино из Марино, там земли не такие плодородные, как у нас во Фраскати.
Видя, что он по-прежнему не выпускает из рук корзинку с фигами, граф крикнул с досадой:
— Господи, да что вы с ней носитесь, оставьте ее в экипаже!
Священник прошел вперед, ничего не ответив, а Пьер, выйдя из коляски, последовал за ним, так как ему хотелось хорошенько осмотреть остерию, один из тех загородных трактиров для простонародья, о которых ему рассказывали.
Графа здесь хорошо знали, и навстречу им сейчас же вышла хозяйка в стареньком платье, высокая сухощавая старуха с величественной осанкой, В прошлый раз она едва набрала для графа полдюжины свежих яиц и сейчас взялась поискать, ничего не обещая заранее; по ее словам, куры неслись где попало, в разных местах, и яйца трудно сразу найти.
— Ладно, ладно! Ступайте поищите, — сказал граф, — а мы пока разопьем графинчик вина.