Собрание сочинений. т.2.

От этой странной связи и родился Гийом. Ребенок вырос в Нуароде. Чувства г-на де Виарга к любовнице были довольно мимолетны, к тому же к ним примешивалась изрядная доля презрения, и к сыну, ниспосланному ему случаем, он отнесся с полнейшим равнодушием. Он оставил его подле себя, чтобы никто не посмел обвинить его в желании скрыть живое свидетельство совершенной им глупости; но он нисколько им не интересовался, всякое напоминание о жене нотариуса было ему неприятно. Несчастный мальчик рос почти в полном одиночестве. Его мать, хотя она даже и не подумала уговаривать мужа покинуть Ветей, никогда не пыталась увидеть своего сына. Эта женщина только теперь поняла, какое безумство она допустила; при мысли о последствиях, которые могла иметь ее ошибка, жену нотариуса бросало в дрожь; с возрастом, как и подобает настоящей буржуазке, она сделалась набожной и осторожной.

Истинной матерью для Гийома стала старая служанка Женевьева, вырастившая и самого г-на де Виарга. Она была молочной сестрой матери графа, принадлежавшей к старинному дворянству Юга. Женевьева сопровождала свою госпожу в эмиграцию, в Германию, и г-н де Виарг, вернувшись после смерти матери во Францию, поселил ее в Ветее. Это была севеннская крестьянка, воспитанная в правилах реформистской церкви; женщина ограниченного ума и страстной души, она была исполнена фанатизма первых кальвинистов; казалось, их кровь текла в ее жилах. Высокая, вся высохшая, с ввалившимися глазами и большим острым носом, она напоминала тех одержимых, которых некогда сжигали на костре. Она повсюду таскала с собой огромную библию в темном переплете с железными застежками; каждое утро и каждый вечер она резким голосом громко читала из нее несколько стихов. Порой то были жестокие, суровые слова, проникнутые неумолимым гневом, которые грозный иудейский бог обрушивал на головы своего пораженного ужасом народа. Граф терпел эти «причуды», как он говорил; он хорошо знал безупречную честность и справедливость Женевьевы и за это прощал старухе ее неуравновешенность. Впрочем, она была как бы завещана ему матерью, память которой он свято чтил. Женевьева являлась в доме не столько служанкой, сколько полновластной хозяйкой.

В семьдесят лет она еще делала в доме тяжелую работу. В ее распоряжении было много слуг, но она с особой гордостью брала на себя самое трудное. В ее смирении таилось невероятное тщеславие. В Нуароде она распоряжалась всем, вставала на рассвете и показывала другим пример неутомимого трудолюбия, выполняя свои обязанности неукоснительно и строго, являя собой образец женщины, ни разу не поддавшейся слабости.

Страсть г-на де Виарга к науке глубоко ее огорчала. Наблюдая, как он целые дни проводит, запершись в комнате, заставленной странными приборами, она твердо уверовала в то, что он стал колдуном. Когда она проходила перед дверью этой комнаты и слышала шум раздуваемых мехов, она в ужасе прижимала к груди скрещенные руки, убежденная, что он раздувает своим дыханием адское пламя. Однажды она набралась мужества, вошла в лабораторию и стала заклинать графа именем его покойной матери спасти свою душу и отказаться от проклятой работы. Г-н де Виарг, улыбаясь, тихонько вытолкал ее за дверь, пообещав ей примириться с богом позднее, перед смертью. С того времени Женевьева дни и ночи молилась за него. Она часто повторяла, в состоянии какой-то пророческой экзальтации, что каждую ночь слышит, как по дому бродит дьявол, и что Нуароду грозят большие беды.

Женевьева считала скандальную связь графа с женой нотариуса первым предостережением, свидетельством гнева господня. Когда молодая женщина поселилась в замке, старую служанку охватило священное негодование. Она объявила своему господину, что не станет жить под одной кровлей с падшей женщиной и уступает ей место. Женевьева так и поступила: перешла жить во флигель, находившийся в конце парка. Целых два года ноги ее не было в замке. Крестьяне, проходившие мимо ограды парка, в любой час могли слышать ее пронзительный голос, монотонно читавший стихи из огромной библии. Граф не мешал Женевьеве поступать, как ей хотелось. Несколько раз он все же навещал ее и с невозмутимым видом выслушивал пламенные проповеди, которые она на него обрушивала. Только однажды он чуть не рассердился, столкнувшись со старой фанатичкой в аллее, где он прогуливался вместе с любовницей. Женевьева позволила себе заговорить с молодой женщиной бичующим языком библии, пророча блуднице всякие кары. За всю свою жизнь она не совершила ни единого проступка, за который следовало вымаливать прощения, а посему имела право бросать оскорбления прямо в лицо грешникам. Жену нотариуса напугала эта сцена, можно даже предполагать, что гнев и презрение старой протестантки в какой-то степени послужили причиной ее внезапного отъезда.