Собрание сочинений. т.2.

Молодой человек был потрясен жестокой иронией отца, сохранившего в полной неприкосновенности этот шкаф и его содержимое. Здесь, в нескольких флаконах новых ядов, был итог всей жизни, всех познаний графа. Он уничтожил другие свои открытия, те, которые могли быть полезны, и завещал человечеству как результат всех своих обширных исследований, всей работы своего могучего ума, только средства, несущие страдания и смерть. Это оскорбление человеческих знаний, эта зловещая насмешка, это презрение к людям, это утверждение высшей боли могли воссоздать картину агонии человека, который после пятидесяти лет научных изысканий нашел на дне своих реторт лишь несколько капель того снадобья, которым отравился.

Гийом невольно попятился к двери. Страх и отвращение гнали его отсюда. Он задыхался от зловония, стоявшего в этой грязной комнате, заваленной всевозможными обломками, затянутой паутиной и покрытой толстым слоем пыли. Кучи черепков и старых бумаг, валявшиеся по углам, представлялись Гийому отбросами той науки, от которой граф отстранил его и которую перед смертью с таким презрением выставил за дверь, как выставляют за дверь низкое, но все же любимое существо, с пренебрежением, еще полным мучительных желаний. Гийом смотрел на шкаф с ядами, и ему казалось — он слышит раскаты горького смеха старого ученого, столько месяцев вынашивавшего план самоубийства. И вдруг, содрогнувшись от ужаса, он заметил там, посредине лаборатории, тоненькую струйку крови, тянувшуюся к печи, крови, пролившейся из головы его отца. Она уже свернулась.

Тем временем доктор успел обшарить комнату глазами. Он еще с порога все понял и пришел в настоящую ярость.

— Что за человек! Что за человек! — шептал он. — Он все уничтожил, все разорил… Ах, если бы я был здесь, я связал бы его как буйнопомешанного! — И, обернувшись к Гийому, сказал: — Ваш отец был человек большого ума. Он, несомненно, сделал замечательные открытия. Но взгляните-ка, что от них осталось! Это безумие, чистое безумие… Понимаете ли вы это? Ученый, который мог быть членом Академии, предпочел похоронить вместе с собой результаты своих изысканий!.. И все же, если я отыщу здесь одну из его рукописей, я опубликую ее, и это сделает нам честь: ему и мне.

Он стал рыться в куче бумаг, не обращая внимания на пыль, покрывавшую их, и горько сетуя:

— Ничего не сохранилось, ни одной целой страницы. Никогда я не встречал подобного безумца.

Осмотрев ворох бумаг, медик перешел к груде черепков, продолжая жаловаться и возмущаться. Он подносил к носу донышки разбитых колб, нюхал их, словно стараясь выведать скрывавшиеся там секреты. Наконец он снова остановился посреди комнаты, взбешенный тем, что ничего не смог обнаружить. И тут он заметил шкафчик с ядами. Он подбежал к нему, испустив радостный крик, однако не нашел в замке ключа и вынужден был созерцать флаконы с ядами через стекло.

— Сударь, — торжественно проговорил он, обращаясь к Гийому, — прошу вашего милостивого разрешения позволить мне исследовать эти вещества… Я обращаюсь к вам с этой просьбой во имя науки, во имя памяти господина де Виарга.

Молодой человек покачал головой и, указав на обломки, покрывавшие паркет, ответил:

— Вы видите, отец мой не пожелал оставить никаких следов своих работ. Эти флаконы будут стоять там, где они стоят.

Врач пытался настаивать, но так и не смог поколебать решения молодого человека. Тогда в полном отчаянии он вновь принялся кружить по лаборатории. Заметив тонкую струйку крови, он остановился и спросил, не кровь ли это г-на де Виарга. Гийом ответил утвердительно, и лицо медика прояснилось. Он опустился на колени перед лужицей, образовавшейся у печи, и осторожно ногтями попытался соскоблить с пола уже почти засохший сгусток. Он надеялся, подвергнув кровь тщательному анализу, установить, каким токсическим препаратом пользовался граф.

Когда Гийом понял, какую цель преследует врач, он подошел к нему с дрожащими от гнева губами и, взяв его за руку, сказал отрывисто:

— Идемте, сударь… Вы же видите, я задыхаюсь здесь… Не следует нарушать покоя мертвых. Оставьте эту кровь, я требую этого.

Врач весьма неохотно оторвался от своего занятия. Гийом в лихорадочном нетерпении дожидался, когда он выйдет. Наконец, подталкиваемый к двери молодым человеком, врач, протестуя, вышел из лаборатории. Оказавшись в коридоре, Гийом вздохнул с облегчением. Он закрыл дверь лаборатории, преисполненный решимости сдержать клятву, которую дал отцу: никогда больше здесь не появляться.