Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Прошу Вас, смотрите на вещи как философ, как наблюдатель, как аналитик. Наша наибольшая ошибка заключалась в том, что мы поспешили, что пошли к Гамбетте напомнить о его обещании, когда и без нас его уже целую неделю изводили просьбами. Так как г-жа Шарпантье лежала больная в постели, пришлось обратиться к Тургеневу, а он на другой день уезжал в Россию и поэтому вынужден был торопить события. Положение сложилось неблагоприятное, возникли всякого рода досадные обстоятельства; я потом расскажу Вам об этом подробнее. Словом, я думаю, что здесь необходима была женщина, она быстро довела бы это дело до конца. Вы тут ни при чем, вы ничего не потеряли, и завтра, если Вы согласны, все можно уладить.

Остается статья в «Фигаро». Не знаю, как газете стало известно это происшествие; но я узнаю. Тут «Фигаро» выступила по специальности: проявила болтливость и хамство, которые она обращает против нас всех со времен своего основания. Лучше всего Вам — просто отвернуться. Все, что она пишет, для Вас только почетно. И будьте уверены, это Вас ни с кем не рассорит. Репутация «Фигаро» известна, все хорошо знают, что Вы не причастны к делам редакции. Для нас пресса не должна существовать; пусть лжет, чернит нас, пусть пытается нас компрометировать — не надо обращать на нее внимания и хотя бы на секунду задумываться над тем, что она пишет. Только такой ценою мы можем обрести покой. Сделайте милость, отнеситесь к этому со свойственным Вам великолепным презрением, не огорчайтесь, скажите себе то, что Вы часто повторяете: в жизни нет ничего важнее нашей работы.

Я бы хотел знать, что Вы в силах стать выше этого. Все это не имеет значения. Для Вас важнее написать хорошую страницу. Ваши друзья не проявили нужной сноровки? Ну что ж! Они просят у Вас прощения, и на этом можно покончить. Если Вы разрешите им пробовать сызнова, они в другой раз своего добьются. Разожгите трубку статьей из «Фигаро» и, когда позволит здоровье, принимайтесь снова за работу. Остальное — дым; оно не существует.

Одно время я думал ехать к Вам и сказать все это на словах; но я был расстроен, а кроме того, боялся Вас утомить. Мы все Вас любим, Вы это знаете, и мы были бы счастливы доказать это Вам сейчас. Самое худшее — что из-за этого злосчастного перелома [122]Вы прикованы к Круассе. — Думаю, Вы спокойнее смотрели бы на вещи, если бы Вы были с нами. Старайтесь поскорей научиться ходить и возвращайтесь в Париж. А если выздоровление затянется, позвольте нам как-нибудь, когда Вы окрепнете, приехать к Вам хотя бы на часок. Еще раз прошу Вас, не огорчайтесь, наоборот, держите выше голову. Вы лучший из нас всех. Вы наш учитель и наш отец. Мы не хотим, чтобы Вы страдали в одиночку. Клянусь Вам, вы такой же великий художник сегодня, как и вчера. Что до Вашей жизни, которая немного омрачена сейчас, то все образуется, не сомневайтесь. Выздоравливайте поскорее, и Вы увидите, что все будет хорошо.

Обнимаю Вас.

ЭДМОНУ ГОНКУРУ

Париж, 1 мая 1879 г.

Кончаю «Братьев Земганно» и пишу Вам, чтобы Вас поздравить: это одна из Ваших лучших книг.

Но, по зрелом размышлении, я глубоко сожалею, что Вы написали такое предисловие. [123]Как-то вечером Вы мне сказали, что кое-кто прилагает много усилий, чтобы посеять раздор в нашей маленькой группе. И вот посмотрите, что начинает говорить пресса о Вашем предисловии: его суют под нос любящей Вас молодежи, Вас обвиняют в том, что Вы от нее отрекаетесь в ту самую минуту, когда ей требуется Ваша мощная поддержка. Меня это очень огорчает.

Я собираюсь ответить на Ваше предисловие, выразив все свое восхищение Вами, но пытаясь в то же время осветить некоторые пункты, которые Вы, мне кажется, оставили в тени.

Искренне Ваш.

ЭДМОНУ ГОНКУРУ

Париж, 2 мая 1879 г.

Дорогой друг!

Я знаю Вас и люблю. И ни на мгновение не усомнился в Ваших добрых намерениях. Я жалел, жалею и сейчас о том, что окружающие воспользовались какой-то Вашей фразой, чтобы причинить неприятность нам всем, а мы ведь так глубоко Вами восхищаемся. В нескольких газетах — в «Телеграфе», в «XIX сьекль» — я нашел ту же заметку, что и в «Ви модерн». Сейчас механизм пущен в ход, и нас захотят от Вас оторвать. Вот что меня огорчило, но Вашей вины тут нет.

Только что кончил статью по поводу Вашего предисловия. Я постарался сказать в ней все, что думаю, но так, чтобы нельзя было ни на минуту усомниться в том, что мы единомышленники.

Сердечно Ваш.

ЛУИДЖИ КАПУАНА (МИЛАН)

Медан, 27 мая 1879 г.

Милостивый государь и любезный собрат по перу!

Охотно даю Вам разрешение поместить мое имя на первой странице романа, который Вы собираетесь опубликовать. Это честь для меня, и мне радостно сознавать, что даже за пределами Франции я буду солдатом правды. Мое имя принадлежит всем, кто сражается в одном бою со мною.

Мне остается поблагодарить Вас. Прошу принять уверения в моей совершенной преданности и наилучших чувствах.

ЛАФФИТУ

Медан, 23 июня 1879 г.

Милостивый государь!