Собрание сочинений. Т. 3. Буря

— Непонятно, — задумчиво сказал Жубур, — непонятно, как эти мерзавцы могут воображать, что рабочие не разберутся, не разглядят существа их предательской политики?

— Эх, дорогой друг, а где же это, в какой стране было видано, чтобы меньшевики и им подобные вставали в решающий момент на сторону революционного пролетариата? Для этого им пришлось бы изменить свою природу, свое нутро, перестать быть меньшевиками. Одно можно сказать — если до сих пор малосознательные слои рабочих еще питали какие-то иллюзии насчет социал-демократов, верили, что они способны играть какую-то положительную роль в борьбе за освобождение трудящихся, что они являются прогрессивным элементом, способным выступить на бой с капитализмом, — то сейчас социал-демократы теряют остатки всякого доверия в глазах рабочих и передовой интеллигенции. Каждому здравомыслящему человеку ясно, что они такие же реакционеры, такие же враги трудящихся, как фашисты и прочая братия, — только еще опаснее и вреднее, потому что их реакционность искусно прикрывается красивой фразой. Нынешнее испытание — еще не последнее испытание, Жубур, — придет время, когда весь народ увидит, кто друг, кто враг. Но уже сейчас со многих слетели маски.

— Факт, конечно, положительный.

— Да, и весьма, весьма — особенно для нашей богоспасаемой Латвии, — улыбнулся Силениек. — Уж твердо будем знать, с кем иметь дело… в тот день, когда нам придется взять на себя ответственность за переустройство жизни на нашей земле.

— Выходит так, — улыбнулся за ним и Жубур. — Между прочим, ты знаешь, Андрей, почему исчезло вдруг в рижских магазинах белое полотно?

— Ну как же, слыхал, слыхал. Ульманис отсылает его в Финляндию, на маскировочные халаты для маннергеймовской [23]армии.

— Говорят, что в последнее время многие айзсарги один за другим уезжают в неизвестном направлении, а оно, надо думать, приводит к тем же лапуасцам.

— Вполне вероятно.

— А как бесится наша буржуазия по поводу размещения советских гарнизонов в Лиепае и Вентспилсе! Охранка задерживает каждого, кто обменяется несколькими словами с красноармейцами. И это у нас называется добрососедскими отношениями. В вокзальном киоске начали продавать «Известия», и что же ты думаешь, — оказывается, достаточно человеку купить эту газету, как за ним начинают следить.

— Да, Жубур, вопрос будет решен радикально, и это время не за горами. Клика Ульманиса зашла слишком далеко, и народ ни на какой компромисс не пойдет. Пора уже, дружище, подумать о кадрах, о людях, которые смогут работать, строить новую жизнь, когда шайка реакционеров будет сметена. Недавно у нас состоялись конспиративные переговоры с некоторыми лидерами социал-демократов. Ну, публика! Они воображают, что мы без их помощи шагу ступить не сможем, что у нас и людей-то нет, которых можно выдвинуть на министерские посты. Думают, что мы так и кинемся просить у них министров. Как же, у них и фраки сохранились, а кое-кто из этих торгашей уже и побывал министром в коалиционных кабинетах. Только зря они так думают — мы вполне обойдемся без их помощи. Есть у нас и министры, хоть и сидят они сейчас в центральной тюрьме или отбывают каторгу в Калнциемских каменоломнях. Наши резервы — это прогрессивная интеллигенция, это народ, в недрах которого зреют новые неизмеримые силы. С ними мы построим наше государство. Вопрос о людях сейчас самый важный вопрос. Я часто думаю об этом и вижу, что надо очень многое сделать…

Весь декабрь Жубур провел в провинции Он объехал почти всю Латвию, доставляя на места, в областные и уездные организации, директивы Центрального Комитета. Поездка, разумеется, была связана и с издательскими делами. В Резекне у него два раза проверяли документы, но удостоверение книгоноши спасло его от подозрения в неблагонадежности. Эверт, префект лиепайской полиции, два раза заходил в его купе до отхода поезда, оглядывая его с головы до ног, но так и не нашел, к чему придраться. Потом рядом с Жубуром уселся какой-то облезлый субъект и до самой Елгавы приставал с расспросами. Верит ли он в бога? Какие книги у него покупали в Лиепае? Где он работал раньше? Потом сказал, что будто слышал от одного красноармейца, как в Советской России запрягают женщин в соху, что в колхозах жены у всех общие, и тут же спросил Жубура, что он думает на этот счет.

Жубур не дал ему втянуть себя в разговор, сделав вид, что туговат на ухо. В Елгаве этот субъект отстал, но на его место явился другой.

В Риге, на вокзале, Жубура задержали и обыскали. В портфеле и чемодане оказалось только несколько нераспроданных книг и корешки квитанций на подписные издания. Объяснения Жубура удовлетворили полицейского; его отпустили. Возможно, что тут действовала обычная подозрительность охранного управления, но могло быть и так, что им начали интересоваться на основании более веских данных. Жубур поделился своими предположениями с Силениеком.