Читаем Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке полностью

Я сижу в комнате за пишущей машинкойИ гляжу на меня который сидит на балконеСпиной к окнуИ глядит на людей которые неторопливо бредутК полуденному морюЯ сижу откинувшись в кресле самолетаИ гляжу на меня который сидит за пишущей машинкойИ глядит на меня сидящего на балконеСпиной к окнуИ глядящего на людей которые неторопливо бредутК полуденному морюИ множество я в равных частях светаЗатерянные во времениГлядят на меня сидящего откинувшись в кресле самолетаИ глядящего на меня за пишущей машинкойКоторый глядит на меня сидящего на балконеСпиной к окнуИ глядящего на людей которые неторопливо бредутК полуденному морю<p>«В четыре утра меня разбудил соловей…»</p>В четыре утра меня разбудил соловейСоловьиный Паганини – сказала женаМой слух раскрылся – действительноВ мире птиц музицировал МоцартЯ лежал откинув одеялоСонно плавая в воздухеИ соловьиные трели омывали холодомЕе ставшее легким телоТак с четырех до половины шестогоМы купались в соловьином пенииА потом повернулись друг к другуИ предались утренней любви<p>«Как ни странно не этот кувшин…»</p>

Юрию Соболеву

Как ни странно не этот кувшинКоторый стоит на столеЯ сначала увидел в себеЯ хотел поставить его на столНе выронил – и он разлетелсяНа тысячу мелких черепков!<p>«Я прохожу сквозь свое незримое Я…»</p>Я прохожу сквозь свое незримое ЯКоторое стоит посередине комнатыКак манекенДва невидимых ЯСтоят на фоне большого окнаКак будто беседуяМне надо выйти на балконИ я прохожу насквозьТри прозрачных ЯТеперь я стараюсь их не задетьВ комнате становится тесноТри Я – посерединеИ два – по угламИх контуры угадываются не зрениемИ вдруг я почувствовалСколько Я наслоенных во времениОни переполняют комнатуИ землю и небо за окномХорошо что Вселенная это не просто орех<p>«Блаженное существо…»</p>Блаженное существо —Из одних раздутых ноздрейВпивает летящую влагу и сольКлубок рук и копытКатается по серому пескуОставляя дорожку взрыхленных следовНо вот развернулосьОдной ушной раковинойИ слушает нарастающий грохот волнМножество лошадиных глазУставились в до того ослепительное —Просто бесцветное небоНеужели это богоподобное существо – я?<p>«Раскатываясь постепенно…»</p>Раскатываясь постепенноВсё шире на гальку ложится пенаА там вдали всё солнечно – туманноТревожно и неопределенноСловно все знойно – пустые дниПереслоились с ветреными и дождливымиМай 1974 – Пицунда <p>ДОПОЛНЕНИЯ К «КИПАРИСАМ ВО ДВОРЕ»<a l:href="#n1" type="note">1</a></p><p>«Так расходились круги на воде…»</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Озарения
Озарения

Данная книга – Illuminations – «Озарения» – была написана, вероятнее всего, в период с 1873 по 1875 г.г. во время странствий Рембо и Верлена по Бельгии, Англии и Германии. Впервые опубликована частями в парижском литературном обозрении La Vogue в 1886 г. Само слово illuminations было предложено Верленом и, по его же словам, взято из английского языка как обозначение «цветных миниатюр», украшавших средневековые книги. «Озарения» – 42 стихотворения в прозе – калейдоскоп причудливых и ярких картин, волшебных ландшафтов, как бы в тумане тающих фигур возлюбленных, полных горечи воспоминаний о детстве и ускользающей юности. Написанные явно под влиянием прозаических отрывков Бодлера, «Озарения» принципиально отличаются от них, прежде всего, отсутствием, а возможно и намеренным разрушением последовательности в изложении событий и плавных переходов от одной истории к другой. Это отличие делает «стихотворения в прозе» Рембо сюрреалистически насыщенными и в высшей степени поэтичными. Новейшие переводы этих текстов (выполненные Евгением Шешиным в период с 2008 по 2015 г.г.) предназначены для широкого круга читателей, интересующихся французской поэзией XIXвека.

Артюр Рембо

Поэзия / Поэзия
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В третьем томе собрания «Глаза на затылке» Генрих Сапгир предстает как прямой наследник авангардной традиции, поэт, не чуждый самым смелым художественным экспериментам на границах стиха и прозы, вербального и визуального, звука и смысла.

Генрих Вениаминович Сапгир , М. Г. Павловец

Поэзия / Русская классическая проза