Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

По вечерам,
по вечерам
луна глядится
в стекла рам.
И спать ложатся
чудаки,
надев пенсне
или очки,
чтобы яснее
видеть сны,
слетающие к ним
с луны.

Причем одни
привыкли брать
карандаши
с собой в кровать,
чтоб все во сне
нарисовать,
другие —
свой магнитофон,
чтоб записать
красивый сон.

А этот пасмурный
старик
всегда одетым
спать привык.
И без калош
и без пальто
он не ложится
ни за что.
Его задумчивые сны
всегда дождливы
и грустны.

А вот – лукавый
бородач.
Он под подушкой
прячет мяч.
Он знает,
что во сне опять
он будет бегать
и играть.
Лужайка будет,
солнца свет —
и будет снова
восемь лет.

САПГИР КЛАССИЧЕСКИЙ: КОНТУР ЛИЧНОСТИ И ТЕКСТА

В разные периоды жизни Г. В. Сапгир обращается к «классике» и, отталкиваясь от нее, создает принципиально новые способы организации поэтической речи: разорванность и пустотность, игровую методику создания стихов, автономизацию стихотворной строки, что неоднократно отмечал в своих работах Ю.Б. Орлицкий[1]. По сути, именно традиционные принципы поэтики (жанровость, стилевое слово, композиционные формы, субъектно-объектная организация текста) становятся для поэта отправными точками для собственных экспериментов.

Четвертый том собрания сочинений Г. Сапгира условно можно определить как собрание текстов, в той или иной степени ориентированных на канон. Здесь собраны книги и циклы разных лет, включающие стихи, уже заглавия которых ориентируют читателя на жанровое чтение – элегии (одноименная книга «Элегии»), оды «Облака», «Ода бараку», «Похвала пустоте»), поэмы («Рундала», «Вершина неопределенности»), альбомные стихи («В альбом»), такие твердые формы как сонеты («Сонеты на рубашках»), затвердевшие строфические формы, такие как октавы («Двойная луна»), а также стихи, отсылающие к традициям восточной поэзии («Стихи для перстня»).

Но заглавие у Сапгира не маркирует жанр, а лишь направляет внимание читателя на элементы, которые могли бы быть и пропущены без жанрового указателя, так что жанровое чтение становится лишь одним из векторов обретения смысла. Даже архаичные жанровые элементы насыщаются авторским значением.

Ориентировка на традиции начинается уже с выбора темы и опоры на штампы советского настоящего. Так, в книге «Командировка» читатель погружается в узнаваемый мир российской глубинки с его неприглядностью: любовными драмами («Ты – моя Лаура! / Белая голубка / Брось ворковать / Со штурманом / А не то я турну его так… »), пьянством («Еда – / Спирт / И болотная вода»), грязью («Свет исходит от берез / Воздух / В воздухе плывет /А в шести верстах – / Завод»), безысходностью («В Северодвинске / Живут по-свински»). Некрасовское «Он до смерти работает, / До полусмерти пьет» здесь редуцировано до «Мы валим лес / И водку пьем». Как отметил Кирилл Корчагин, лианозовцы «смотрели на советский быт почти как антропологи, изучающие экзотическое племя»[2]. Однако у Сапгира эта экзотика обретает внутренние закономерности и философскую глубину. В живописи есть понятие «жанровые сцены», и Сапгир описывает мир через систему таких жанровых сцен: как любят, ссорятся, спят, говорят, живут, умирают.

Однако не стоит думать, что Сапгир продолжает традиции, не трансформируя их. Речь идет именно об обращении к правилам, известным читателю, для того чтобы подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики. Так, в «Стихах для перстня» мы видим отсылку к древнеперсидской лирике (тематике, символике, образному и мотивному ряду), но одновременно и обращение к традициям перевода такого рода текстов на русский язык (вместо метра рубаи используется пятистопный или шестистопный ямб), и стремление эти «сгустки мудрости» встроить в собственную систему жанров, напитав их стилевой свободой и индивидуальным видением мира:

После блуда, после пьянки
Я сижу в стеклянной банке.
Листья, солнце – все глядят!
Я – печальный экспонат.

Классический Сапгир – это тексты, в первую очередь, жанровые. Работа Сапгира с жанрами строится на нескольких основаниях:

1. Формальные признаки жанра (в оде ямб и 10-строчная строфа, в послании обращение к конкретному адресату) могут наличествовать, но никогда не соблюдаются полностью.