Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917)

Ершов. Понял, понял – давно понял, хы-хы-хы… Ну – и бог с ней, с Лидией Валерьяновной. А что же делать, если Андрей Евгеньевич упрётся?

Сергей Прокопенко. Я не уступлю ни за что.

Ершов. Прекрасно. Но, допустим, и он не уступит – тогда?

Сниткин. Ну что вы, Андрей Евгеньевич мягкий человек, разве станет он такое дело губить?

Ершов. А всё-таки?

Сергей Прокопенко. Тогда пусть убирается к чорту: будем делать наше дело без него.

Ершов. Вот это так. Браво!

Входит Подгорный.

Подгорный. Я прочёл, господа. И, к сожалению, не могу изменить ни одного слова.

Картина вторая

Комната Подгорного в мезонине. Слева письменный стол. Справа круглый стол, диван и два кресла. С этой же стороны небольшая дверь на «башню». Прямо перед зрителями окно и перила, которыми огорожена входная лестница. Вечер. На письменном столе горит лампа.

Лидия Валерьяновна. Я к вам по делу… То есть не только по делу… но всё-таки мне необходимо вас видеть…

Подгорный. О Господи! У всех дела, дела… Хоть вы-то меня пощадите.

Лидия Валерьяновна. Я так встревожена. Расскажите, что такое случилось в типографии.

Подгорный. А! (Махнув рукой.) Вздор. Об этом и разговаривать не стоит: я думал, у вас и в самом деле что-нибудь серьёзное.

Лидия Валерьяновна. Может быть, это гораздо серьёзнее, чем вы думаете. Во всяком случае, я хочу знать.

Подгорный. Право же, вздор. Сергею Борисовичу, Ершову и Сниткину не понравилась одна моя статья. Они потребовали, чтобы я изменил её. Я, разумеется, отказался. В конце концов решили статью напечатать с оговоркой, что редакция взглядов автора не разделяет. А во избежание недоразумений в будущем, на завтра созывается совещание. Вот и всё.

Лидия Валерьяновна. Нет-нет. Это я знаю. Говорят, Сергей Борисович оскорбил вас. Вообще, у вас вышла какая-то неприятность.

Подгорный. Да, Сергей Борисович действительно был почему-то страшно возбуждён и держал себя вызывающе. Я от него никогда не слыхал такого тона.

Лидия Валерьяновна. Что он вам говорил?

Подгорный (смеётся). Ведь это нечто вроде интервью получится.

Лидия Валерьяновна. Вы шутите, Андрей Евгеньевич, а у меня этакое ужасное настроение весь день…

Подгорный. Полно вам, дружище, поговорим по душам, и всё пройдёт.

Лидия Валерьяновна. Вы знаете, Иван Трофимович вот уже несколько дней всё получает какие-то мерзкие анонимные письма. Потом эта история в типографии. И ещё… многое другое… Я не знаю, какая здесь связь… Но как-то всё одно к одному… И сегодня мне сделалось до того жутко, что я не могла усидеть дома и прибежала к вам.

Подгорный. И великолепно сделали. Ваши предчувствия, разумеется, просто от расстроенных нерв. Никаких внешних неприятностей я не боюсь. Да и неоткуда им взяться. А вот внутри… да… там не очень-то благополучно. И у меня, да и у вас, кажется… Как хорошо, что вы пришли, прямо чудесно!..

Лидия Валерьяновна. Вы говорите, что у вас неблагополучно…

Подгорный. Видите, Лидия Валерьяновна, у меня всё так смутно, так странно на душе… Я ничего ещё сам толком не знаю… Но последнее время мне стало ясно, и особенно я почувствовал это сегодня в типографии, что жить так дальше не в состоянии… Что всё это не то и не то… В моей жизни, и вообще в жизни всех нас, нет чего-то главного. А что это главное – не знаю. (Встаёт и ходит по комнате.) Я пишу рассказы, статьи. Меня читают, хвалят. Я начинаю приобретать «имя». Но я же ведь понимаю, что всё это простое самоуслаждение, что долго тешиться этим – нельзя. Ну, известность, ну, на меня показывают пальцами, ну, в витринах открытки с моей физиономией, ну, наконец, такие же истрёпанные, бессильные, не знающие главного в жизни люди, как я, – прочтут мои произведения и взгрустнут. Так неужели же это и есть то самое, что нужно?.. Народ… Да. Но в том-то и дело, что народу мне сказать нечего. Мои сомнения, мои боли, моя душевная неразбериха ему чужды. И зачем я стану заражать его чистую, крепкую душу такою дрянью? Вот об этом я и написал свою статью… Спросите: что делать? Не знаю. Как подойти к народу? Не механически – механически это легко, – нет, душой к душе. Вот в чём вопрос. Вера его мне чужда. Он житель какой-то другой планеты. И язык его, и вся психология – всё другое. Как переделать себя заново и стать таким цельным, уверенным, сильным, как он, – я не знаю. Даже не знаю, возможно ли. А между тем в этом вся суть дела… Научите, Лидия Валерьяновна.