Всего один пассажирский вагон был в поезде, ближний к паровозу. Из пассажирского вагона вышла молодая городская женщина с голубым чайником; из-под старенького пальто у нее выглядывал белый халат. Дорофея налила ей молока в чайник. За нею подошел какой-то чумазый - лицо в копоти, руки черные. Обтертая кожанка, половина пуговиц оборвана; буденовка надвинута на черный нос. Дорофея подняла бровки, взглядом спросила - чем будешь расплачиваться? Чумазый сунул руку в карман кожанки, показал грязный бумажный ком: дензнаки. Дорофея дала ему бутылку молока. Белыми зубами чумазый вытащил пробку из горлышка и стал пить, закидывая голову. Рука у него была маленькая, шея статная, девичья. И рот, обмытый молоком, был свежий, как у девицы.
"А хлеба нет у него", - подумала она. Но жалко было отдавать теплую, пахучую буханку за дензнаки, а кроме дензнаков с него что возьмешь...
В другом конце ряда послышались знакомые выкрики: "Кому, кому, налетай, налетай!" Вдоль ряда шел оборванец с щетинистой мордой; держал перед собой, встряхивая, красную юбку. Не юбка - диво, шелк на солнце переливался и пылал - глазам больно; по подолу оборки с зубчиками - не иначе, вытряхнули эту красоту из сундука у старорежимной барыни. Сразу женские руки протянулись, ухватили юбку. "Если никто не купит, - подумала Дорофея, - я возьму за буханку". Чумазый вдруг оторвался от бутылки и сказал обрадованно:
- Да не может быть! Та самая!
Она повернулась к нему и узнала. Сердце рванулось, заколотило в буханку... "Да нет, быть не может. Обозналась... Да неужто!"
- Ей-богу, она! - протяжно повторил он. Черной рукой сдвинул платок с лица Дорофеи, освобождая подбородок, - рука коснулась ее щеки, по спине Дорофеи, под теплынью кожуха, рассыпался мороз... - Закуталась, что и не узнать, я думал - тетка какая-то... Мы же знакомые, помнишь?
Он, точно он. Ошибки нету: это он, которого она полюбила. Почему он черный такой, ровно из трубы вылез... И все равно ей почудилось, что в морозном воздухе пронесся тот медовый запах луга...
- Это, знаешь, неспроста, - сказал он, не сводя с нее глаз. - Это обязательно что-нибудь означает...
- Не пойму, что говоришь, - ответила она в смятении.
(Что-то отвечать надо же.)
- ...что мы опять встретились. Судьба, значит! Ты как думаешь?
- Мало ли с кем встречаешься, - сказала она, - ничего тут такого нет.
(Так полагалось себя держать, когда вяжется чужой парень. На всякий разговор - свои законы.)
- Да ты меня не узнаешь, верно! - сказал он. - Помнишь - летом поезд шел, а ты косила. Ну-ка, вспомни! - И сорвал с головы буденовку. Русая волна заискрилась на солнце золотыми искорками - близко, хоть руку протяни и тронь. Красуясь, парень тряхнул головой. "Привычный заманивать", - подумала Дорофея, и лютая ревность затемнила ей весь белый свет.
Подошел красноармеец, велел налить ему молока в фляжку. Чумазый не отходил, стоял рядом и все говорил про судьбу. Дорофея сказала законные слова:
- Нам это ухажерство известно. Ты мне торговать мешаешь, понял? Допивай и отдавай бутылку.
Он послушно допил, вытер рот рукой, размазав копоть по щеке, и сказал задумчиво:
- Так поедем, красивая, со мной?
- Конечно, вот сейчас! - отозвалась она. Взглянула на паровоз, попыхивающий розовым дымом, и подумала: "А если поехать?"
- Ну, что тебе тут! - сказал он. - Коров доить, молоком торговать... Муж есть?
Он спросил серьезно, как о деле.
И, вдруг забыв все законы, она ответила беспомощно:
- Нету...
- Тогда в чем дело? А?
Да, вот мне так страшно, что вся окоченела сразу, будто я голая на морозе, а он ведь шутки шутит: пустопорожний разговор - пошутим и разойдемся. Он уедет, а мне вспоминать...
- Ты, должно быть, пьяный напился, - сказала она.
- Эх, - сказал он, - живем один раз, сегодня я есть, завтра меня нет... Устрою по-буржуйски, в служебном вагоне.
Впереди, в голове поезда, крикнули: "Ленька!" Из тендера высунулся другой чумазый, заорал: "Куприянов!" "Его зовут", - почувствовала Дорофея.
"Уж больше не встречу", - подумала она.
Ей представилось, как она в чужих санях едет домой по длинной белой дороге, где каждая сосенка знакома наизусть, рядом едут соседки и говорят о красной юбке, а позади пустая станция, поезд ушел...
- Ну, так как же? Последний раз спрашиваю.
- Интересно: зачем это я поеду с тобой?
- Как зачем? Счастья искать.
- Ты мне, что ли, пособишь найти счастье?
- А что, пособлю. Не надеешься на меня? Напрасно.
- Куприянов!! - кричат опять.
- Видишь, - сказал парень, - без меня и поезд не пойдет, а ты не надеешься. - Он твердо взял ее за руку. - Поехали!
Паровоз сильно зашипел.
- Ну! - сказал парень и повел Дорофею.
И она пошла, прижимая к себе корзину, смеясь и не веря, что поедет с ним. Опомнилась в вагоне. Поезд шел, стучали колеса, за морозным окном мелькали и мелькали, одна как другая, сосны, ни одного человека рядом не было.
Ничего она не сделала особенного: доедет до ближней станции, сойдет и вернется домой.
И конец рисковой шутке.
Что она - вправду сбежала бог знает с кем?
Вот еще.