Собрание сочинений. Том 2. Фантастические поэмы и сказки

Заблудилась Замарашка в городе.
Горит золото на бычьей морде,

то часы сияют шире месяца,

то очки, стеклом синея, светятся,

то, прическами в окне увенчаны,

восковые парикмахерские женщины.

К окнам золото ползет сусальное,

завитые булки лезут на стены,

мостовые, как рукав, засаленные,

так колесами они заластены.

Башни к башням, стрелки циферблатятся.

Оборвали ей единственное платьице,

затолкали ее локти драповые,

автобусы напугали, всхрапывая!

К старичку бежит она, к прохожему:

на хорошего, на доброго похожему:

— Где тут, дяденька, такая улица,

где пилюля продается — Юлиуса?

Шляпу дяденька снимает с проседи

и на улицу показывает тростью:

— Проходите по прямой,

вправо улицей Хромой,
влево площадью Победой,
параллельно этой,
перпендикулярной той,
а там спросите…

Затолкала Золушку

улица,
наступила на пальцы сотней подошв —
не нырнешь, не пройдешь!
Шины вздула, гудя и освистывая,
табачищем дунула,
обернулась — плюнула
на плечо Замарашкино ситцевое.

А за шумным углом —

удивительный дом,
и, грозу водопадную ринув,
проливным, водяным
засияла стеклом,
как тропический ливень, — витрина!

Потонула в окне

Замарашка.
Стекло донебесной длины
волнуется, мир омывая,
а вещи плывут под стеклом проливным
в шатры габардина и фая.

Перед блеском год —

можно выстоять!
Книгой Сказок вход
перелистывается.

И с прозрачных дверных страниц

сходят дамы, как чудеса,
черный грум кричит: — Сторонись! —
их покупки горой неся.

В мех серебряный вкутан смех,

туфли ящерицами скользят,
Губы мачехины у всех,
злые мачехины глаза…

Носят чуда кружев и прошв,

а у Золушки — только грош,
только грошик, и то не свой,
хоть платочек бы носовой!

Духов дыханье близкое,

ангорский белый пух.
Стеклярусом обрызгивая,
бегут, спешат в толпу
брезгливо мимо Золушки
полою расшитой,
мимо намозолившей
глаза им нищетой.

«Фи! какая бедная,

Пфуй! какая бледная,
Тьфу! какая нищая.
Конечно, раса низшая.
Тоже ходят, разные,
в оспе, в тифу…
Наверное, заразная!
Фи! Пфуй! Тьфу!!»

Мордой соболя злится мех,

туфли ящерицами скользят…

Губы мачехины у всех,

злые мачехины глаза.

Глава шестая