Собрание сочинений (Том 3)

Рассказал и про свою маму, какая у нее пенсия и как она ему прислала посылку. Тетя Паша совсем добрая стала: дала дядьке и вареного мяса, и чаю, и курить позволила.

- Конечно, - говорил дядька, - приди я к маме с патефоном хотя бы было б лучше.

"Конечно, лучше, - подумал Сережа. - Они бы пластинки ставили".

- Может, устроитесь на работу, так и ничего будет, - сказала тетя Паша.

- Не очень нас любят брать на работу, - сказал дядька, и тетя Паша вздохнула и покачала головой, как бы сочувствуя и дядьке и тем, кто не любит брать его на работу.

- Да, - сказал дядька, помолчав, - мог бы и я быть не то что работником прилавка - кем угодно мог быть; да так как-то время зря провел.

- А зачем же вы его зря проводили? - сказала тетя Паша снисходительно. - А вы бы проводили не зря, лучше б было.

- Сейчас что говорить, - сказал дядька, - после всех происшествий. Сейчас говорить вроде ни к чему. Ну, спасибо вам, тетя. Пойду допилю.

Он ушел во двор. Сережу тетя Паша больше не пустила гулять, потому что стал накрапывать дождик.

- Почему он такой? - спросил Сережа. - Дядька этот.

- В тюрьме сидел, - ответила тетя Паша. - Ты же слышал.

- А почему сидел в тюрьме?

- Жил плохо, потому и сидел. Хорошо бы жил - не посадили бы.

Лукьяныч отдохнул после обеда и отправлялся обратно в свою контору. Сережа спросил у него:

- Если плохо живешь, то сажают в тюрьму?

- Видишь ли, - сказал Лукьяныч, - он чужие вещи крал. Я, например, работал, заработал, а он пришел и украл: хорошо разве?

- Нет.

- Ясно - нехорошо.

- Он плохой?

- Ясно - плохой.

- А зачем ты ему велел отдать валенки?

- Жалко мне его стало.

- Которые плохие - тебе жалко?

- Видишь ли, - сказал Лукьяныч, - я его не потому пожалел, что он плохой, а потому, что он почти босой. Ну, и вообще... неприятно, когда кто-то живет плохо... Ну, а вообще... я бы с большим удовольствием, безусловно, отдал ему валенки, если бы он был хороший... Я пошел! - сказал Лукьяныч и убежал, заторопившись.

"Чудак, - подумал Сережа, - ничего не поймешь, что он говорит..."

Он смотрел в окно на реденький серый дождик и старался распутать путаные Лукьянычевы слова... Дядька в плешивой ушанке прошел мимо по улице, неся под мышкой валенки, вложенные один в другой, так что подошвы их торчали в разные стороны. Мама пришла и принесла из яслей Леню, завернутого в красное одеяльце.

- Мама! - сказал Сережа. - Ты рассказывала, помнишь, один тетрадку украл. Его посадили в тюрьму?

- Что ты! - сказала мама. - Конечно, не посадили.

- Почему?

- Он маленький. Ему восемь лет.

- Маленьким можно?

- Что можно?

- Красть.

- Нет, и маленьким нельзя, - сказала мама, - но я с ним поговорила, и он больше никогда не украдет. А почему ты об этом спрашиваешь?

Сережа рассказал про дядьку из тюрьмы.

- К сожалению, - сказала мама, - такие люди иногда бывают. Мы об этом поговорим, когда ты вырастешь. Попроси, пожалуйста, у тети Паши гриб для штопки и принеси мне.

Сережа принес гриб и спросил:

- А зачем он крал?

- Не хотел работать, вот и крал.

- А он знал, что его посадят в тюрьму?

- Конечно, знал.

- Он, что ли, не боялся? Мама! Она, что ли, нестрашная - тюрьма?

- Ну, хватит! - рассердилась мама. - Я ведь сказала, что тебе рано об этом думать! Думай о чем-нибудь другом! Я этих слов даже не хочу слышать!

Сережа посмотрел на ее нахмуренные брови и перестал спрашивать. Он пошел в кухню, набрал ковшом воды из ведра, налил в стакан и попробовал выпить сразу, одним глотком; но как ни запрокидывал голову и не разевал рот - не получалось, только облился весь. Даже сзади за воротник залилось и текло по спине. Сережа скрыл, что у него мокрая рубашка, а то бы они подняли свой шум и стали его переодевать и ругать. А к тому часу, как спать ложиться, рубашка высохла.

...Взрослые думали, что он уже спит, и громко разговаривали в столовой.

- Он ведь чего хочет, - сказал Коростелев, - ему нужно либо "да", либо "нет". А если посередке - он не понимает.

- Я сбежал, - сказал Лукьяныч. - Не сумел ответить.

- У каждого возраста свои трудности, - сказала мама, - и не на каждый вопрос надо отвечать ребенку. Зачем обсуждать с ним то, что недоступно его пониманию? Что это даст? Только замутит его сознание и вызовет мысли, к которым он совершенно не подготовлен. Ему достаточно знать, что этот человек совершил проступок и наказан. Очень вас прошу - не разговаривайте вы с ним на эти темы!

- Разве это мы разговариваем? - оправдывался Лукьяныч. - Это он разговаривает!

- Коростелев! - позвал Сережа из темной комнаты.

Они замолчали сразу...

- Да? - спросил, войдя, Коростелев.

- Кто такое - работник прилавка?

- Ты-ы! - сказал Коростелев. - Ты что не спишь? Спи сейчас же! - Но Сережины блестящие глаза были выжидательно и открыто обращены к нему из полумрака, и наскоро, шепотом (чтобы мама не услышала и не рассердилась) Коростелев ответил на вопрос...

НЕПРИКАЯННОСТЬ

Опять привязались болезни. Без всякой на этот раз причины была ангина. Потом доктор сказал: "Желёзки". И придумал новые мучения - рыбий жир и компрессы. И велел измерять температуру.