Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Ча-дао – крепость Внутренней Великой стены, защищающая ущелье Гуань-гоу, само по себе, по-видимому, непроходимое для неприятеля. Здесь мы наняли людей для переноски некоторых вещей, более хрупких. Не многие из моих спутников отправились в носилках, я же с прочими пустился в путь пешком, приказав, однако, вести за собой лошадей, на тот случай, что может быть где-нибудь дорога и позволит присесть на лошадь; но случая этого не представилось. Весь переход ущельем, до Нань-коу, около 23 верст.

Прошедши городские ворота под сводами гигантской башни, мы поднялись по отлогим и широким всходам на Великую стену. Здесь она сохранилась очень хорошо. В толщину она будет несколько более двух сажень; через каждые сто шагов устроены башни, в которых в беспорядке навалены всякого рода пушки; никто не стережет их, никто не поддерживает этих башень, во многих местах обвалившихся; мы беспрепятственно провели здесь около часа, снимая вид окрестности, который поразительно хорош. Трудно вообразить себе что-нибудь недоступней ущелья Гуань-гоу. Дорога, извивающаяся на дне его, до того изрыта стремящимися по нем ручьями и завалена обломками камней, что лошадь без седока едва может ступать по ней, и уж конечно не сохранит целыми своих копыт. По сторонам отовсюду сбегаются утесы, как бы на защиту Китая от нападения кочевых народов. И здесь видны усилия проложить дорогу; но эти усилия оказались бесполезными, потому что беспрестанные обвалы отовсюду нависших камней, уничтожают труд человека. В ущелье есть несколько полуразвалившихся укреплений; Цзюй-ин, одно из неприступнейших. Сам Чингис-хан, в своем всесокрушительном походе на Китай, не мог взять его и возвратился в Монголию, откуда уже через Куку-нор, с западной стороны, проник в китайские владения. А между тем, китаец приютился и на здешних обрывистых скалах. Возделать ниву нет никакой возможности; но он насадил ореховые и каштановые деревья в щелях камней, которые забил привезенной издалека землей, и пропитывается плодами этих деревьев. Природа является повсюду в грозном, враждебном человеку виде. Особенно красива, иссеченная в утесе, буддийская кумирня; на стенах ее видно несколько русских имен предшествовавших миссий, члены которых, вероятно, совершали этот переход также пешком и взбирались сюда отдохнуть.

Нань-коу, довольно хорошо сохранившаяся крепость, замыкает ущелье. Мы пришли усталые, избитые о камни, изнеможенные. Тут нашли мы выехавшего к нам навстречу, из Пекина, одного из членов миссии, и самое радушное русское угощение ожидало нас.

На другой день мы едва могли подняться от боли ног; но близок, близок конец пути! Уже мы слышали русские приветствия, и наши китайские приставы стали особенно внимательны, в надежде на подарки и в страхе, чтобы кое-чего не пересказали о них в Трибунале Внешних Сношений. От Нань-коу, мы ехали версты три-четыре по каменистой дороге и, наконец, вступили в обширную равнину, простирающуюся до самого Пекина.

Мы ненадолго остановились, на перепутье, в небольшом городке Ша-хе, и к вечеру достигли Цин-хе, этого, так сказать, преддверия Пекина!..

Прежде, чем вступим в столицу Серединного Государства, окинем хотя беглым взором геологическое строение пекинского бассейна и каменно-угольную формацию, залегающую в нем.

Нордянь составляет высший пункт постепенно подымающейся с юга обширной Монгольской равнины; отсюда почва быстро склоняется к Пекинской долине, лежащей верст за 250 от Нордяня и на несколько тысяч футов ниже ее. Эта Пекинская долина, с многочисленными отрогами Тай-Ханских гор, составляет богатое вместилище каменного угля, продовольствующее жителей Пекина и его окрестностей.