Собрание сочинений. Том 5

Те же самые причитания и вопли слышались на обеих сторонах. Боль потери и любовь соединяли оба эти берега, разрушая заминированные границы политики. В человечестве, как ни удивительно, несмотря на непрекращающиеся жестокость и нетерпимость, еще живы такие чувства, как любовь, родственность, сочувствие. Похоронные процессии по обе стороны границ – это признак все-таки существующей тяги даже насильственно разделенных народов друг к другу.

6

Когда Лев Толстой писал «Анну Каренину», домашние подтверждали в своих воспоминаниях, что он испытывал родовые схватки. Закончив роман, он появился утром смертельно бледный и обессиленно выдохнул: «Она умерла».

Флобер говорил про мaдам Бовари: “Madam Bovari cest moi.” (Мадам Бовари – это я.)

Великий русский писатель Александр Герцен, давным-давно, до 1917 года, эмигрировавший в знак протеста против крепостничества, говорил о предназначении писателей: «Мы не врачи, мы – боль».

Один доктор-травматолог рассказал мне следующую историю. Две подружки, фабричные девчонки, темной ночью возвращались домой, отпраздновав в кафе вдвоем не такой уж веселый день рождения одной из них.

Рожденница попросила подругу переночевать у нее, потому что бывший муж преследовал ее и мог ворваться к ней. Так оно и случилось. Он ворвался, пьяный, с приятелем, и начал избивать бывшую жену, по-фашистски прижигая ее грудь зажигалкой, а приятель держал в это время за руки его бывшую несчастную жену. Ее подруга, защищая ее, швыряла в двух потерявших разум дружков чем попало, крича что было сил. Нападавшие испугались и сбежали. Когда обе девчонки обратились в «Скорую помощь», травматолог обнаружил и на груди подруги, к которой зажигалка и не прикасалась, точно такие следы от ожогов, как и у пострадавшей.

На нее настолько подействовали пытки, которые она видела собственными глазами, что и боль, и следы пыток перешли к ней. Травматолог рассказал мне, что так случается в мединститутах со студентами при изучении симптомов болезней. Если бы все в мире обладали такой чувствительностью к чужим страданиям, может быть, люди что-то бы поняли?

Я думаю, что в этом смысле мы все должны быть докторами друг друга. Хирург не имеет права быть сентиментальным во время операции. Но настоящий доктор не должен привыкать к смерти и быть равнодушным к пациентам.

Согласно Джону Донну, наша отзывчивость есть сложная система колоколов и колокольчиков под кожей, звонящих нам о всех болях на свете. Культура человечества и заключается в том уровне нравственной цивилизации, который определяется чувствительностью к чужим болям.

Какой доброй была бы жизнь, если бы все мы обладали тонкостью ощущения чужих страданий, как та фабричная девчонка, на чью кожу перешли ожоги и синяки ее подруги, и какой мудростью мы бы все обладали, если бы на нас то и дело вспухали кровавые следы пыток в тюрьмах?

Мы стали бы все умней и добрей, и если бы на нашу кожу перешли все побои пьяных мужей со всех унижаемых женщин на свете, все раковые опухоли в госпиталях.

Эгоцентризм, сидящий внутри даже лучших из нас, мешает нам быть настолько болеприимными, чтобы все это вместить в нашу душу. Но мы напрасно этого страшимся, ибо нам тогда стало бы труднее, но и легче жить. Ведь совесть наша стала бы тем чище, чем больше она беспокоилась бы о других.

7

Телевизионный экран становится тем подносом, на котором нам ежедневно подносят меню из человеческих страданий. На одном ТВ в воздух взлетают взорванные прохожие в Тель-Авиве, на втором палестинские дети в Газе швыряют камнями в израильских солдат, на третьем израильские ракеты летят в палестинских детей, на четвертом полицейские избивают дубинками афро-американцев в США, на четвертом мы видим эфиопских детей с животами, вздутыми от голода, на пятом сомалийских пиратов, захватывающих мирные суда, на шестом русские дальнобойщики перекрывают дороги, протестуя против дорожного бандитизма.

Мы видим сегодня на апокалиптических экранах то, что перечислять даже тошно, что складывается в угрожающую мозаику, надвигающуюся со стен наших собственных жилищ на человечество как реальная угроза пока еще холодной Третьей мировой войны, опять расколовшей нас гигантским айсбергом. Одно движение, и чьи-то страдания будут переключены на развлечения. Телевидение – это самообман. Оно помогает нам чувствовать, что мы участники истории. А на самом деле мы лишь потребители визуальных иллюзий с телеэкрана. Слишком просто выключить на нем наш ежедневно наблюдаемый позор взаимоуничтожения и запить его джин-тоником.

8

Однажды даже Сталин, празднуя победу над фашизмом, нашел в себе мужество признать, что народ вырвал эту победу, несмотря на несправедливости, допущенные перед войной. Он первый и единственный раз в жизни покаялся, что всячески замалчивают нынешние коммунисты-капиталисты и ни разу не покаялись от имени всей своей партии. Но он покаялся слишком коротко. Это было, может быть, самое короткое покаяние. Сталин перечеркнул свой стыд отсутствием истинной просьбы о прощении на коленях.