– Синьор, я хозяин бара, и, конечно, это не моедело; но я хотел бы предупредить вас, чтоженщина, подсевшая к вашему столику, —извиняюсь, мужчина…– Что за странная шутка!– К сожалению, это не шутка, а жизненный опыт,синьор. Обратите внимание на руки и ноги – оничересчур крупные и мускулистые. Растительностьснята с лица специальной пастой. Длинныеволосы – или парик, или свои, отпущенные. Вас,может быть, ввела в заблуждение выпуклая формагруди? Это следствие парафиновых инъекций.Болезненно, но действенно. Синьор, вы еще оченьмолоды и, видимо, неопытны, поэтому я счел своимдолгом несколько неделикатно предупредить вас…– Значит, эта женщина – мужчина?– Мужчина, синьор…– Черт знает что такое! Кстати, называйте меняне синьор, а синьорина. Я уже столько днейбезрезультатно ищу себе хоть одну настоящуюженщину… Что поделаешь – не везет…
* * *
«Синьоры!От имени и по поручению президиума Клубасексуальных меньшинств разрешите мне поднятьпервый тост за женщин. Пусть вас не удивляет этоттост, синьоры. При всех их физических и моральныхнедостатках, женщины необходимы для того,чтобы рождать нас. Итак – за женщин!»
* * *
«Мой друг, скажи, к чему писать стихисреди распада страшного? Не знаю.Как этот мир сурово ни стыди —не устыдится. Предан стыд, как знамя.Спасение в стыде, но он забыт,и мне порою хочется воскликнуть:«О, где же, человечество, твой стыд —единственный твой двигатель великий?Вокруг бесстыдство царствует в ночи,а чувства и мельчают и увечатся, —лишь пьяниц жилковатые носыкраснеют от стыда за человечество».«Постой, постой… Твой горький монологуже стихи… Писать их, значит, стоит.А не захочешь – так заставит бог,который в нас, несовершенных, стонет.Да, стыд забыт, – вернее, он притих,но только сокрушаться не годится.Ведь ты стыдишься! Почему в другихпотеряна способность устыдиться?!Бездейственно следить чужой развратне лучше откровенного разврата,и, проклиная свысока распад,мы сами – составная часть распада.Ну а тебе не кажется, мой друг,что, зренье потерявши от испуга,мы в замкнутый с тобой попали круг,не видя мира за чертою круга?Но есть совсем другие круги, есть,и в этот миг – нетронуто, старинно —любовь, надежда, доброта и честьидут, для нас незримые, по Риму.Они для нас, как мы для них, – в тени.Они идут. Как призраков, нас гонят.И, может, правы именно онии вечны, словно Вечный этот город».