– Мне все равно, где ни переночевать, – отвечал я, не желая возбуждать напрасных подозрений у своих гостеприимных хозяев – австрийцев.
– Когда, пятнадцать лет тому назад, вы пришли в Будву, никто не осмелился приютить вас… я и тогда не побоялся немцев и принял вас к себе в дом.
– Нико! – воскликнул я, обрадованный встречей, и теперь только узнавши его, обнял от души. Слезы показались на глазах Нико. Обстоятельство, о котором напомнил мне он, случилось во время войны черногорцев с австрийцами и именно после неудачных для последних сшибок. – На этой-то войне я остановился в предшествовавшей главе, не желая касаться ее.
Само собою разумеется, что после этой встречи я поблагодарил маленького чиновника за его труд и несмотря на все уверения его, что отведенная для меня квартира несравненно лучше дома Нико, отправился к старому знакомцу. И пошли на всю ночь рассказы, воспоминания, сетования, и среди этого все-таки проглядывала изредка надежда, как луч солнца, как голубая проталина неба в бурную пору… Что за детская наивная душа южного славянина; коснитесь вы ее искренним, теплым словом участия, и она перед вами раскроется вся, как на ладони. А ей бы казалось не быть сомкнутой, безответной на всякий призыв; она ли не была обманута, не прошла сквозь тысячи самых тяжких испытаний! Значит, сберегла же ее на что-либо судьба от совершенного огрубения. Но Боже правды! Когда же ты ее призовешь к жизни!..
В ту же ночь узнал я, что австрийский комиссар занемог, что его едва довезли до Будвы. Товарищ его сказал мне между прочим, что майор Калик будет продолжать путь во что бы то ни стало, что отказаться от поручения столь трудного, особенно в физическом отношении, он не может, что это показалось бы в глазах начальства малодушием, и что он ни за что не допустит такого о себе мнения. Зная как барон К. дорожил этим умным и дельным офицером генерального штаба, я в ту же ночь написал ему очень откровенно как о болезни комиссара, так и о причине, по которой он решился все-таки ехать вперед, и просил назначить другого или оставить в этом звании его товарища.
На другой день я получил ответ ген. адъют.к. самый дружеский, в котором он благодарил меня за то, что я поберег для них Калика, и извещал, что в тот же день отправляется комиссаром подполковник[39]
.От Каттаро до Будвы всего часа 4 верховой езды. Я выехал попозже, чтобы дать время 3. догнать меня.
Будва, несмотря на свое назначение окружного города, имеет едва тысячу жителей, из которых 655 православного исповедания, остальные католики. Да и что тут делать жителям? Город совсем вдался в море своими скалистыми и негостеприимными берегами и словно сторожил, чтобы никто не смел пристать к земле: гавани нет никакой. Стены живописны своей стариной, но не выдержат и самой легкой бомбардировки; окрыленный лев Венеции мог ограждать жителей Будвы в прежнее время, а теперь разве от внезапного вступления черногорцев спасет их, и то еще сомнительно.
Мы остановились в Кастель-Ластве часах в двух от Будвы и закусили в казарме у гостеприимных австрийских офицеров. Казарма, как водится, здесь устроена из древней римской развалины, которой основание еще уцелело, но по нему трудно судить, что это было – укрепление или храм. Отсюда виднеется в море живописный остров Св. Стефана.
Не дождавшись и здесь 3., мы отправились дальше через Пастровичи. Пастровичи составляют ряд деревенек, расположенных у подножья Черногории, вдоль морского берега; в них не более 3 т. душ; но они играли всегда важную роль в истории края по духу и неустрашимости своих жителей. Они долго разделяли судьбу Антивари, но когда последнее принуждено было покориться Турции в 1571 году, оставленное венецианским вождем Александром Донато, пастровичане успели отстоять свою независимость, но остались под покровительством Венецианской республики, пользуясь своими особыми правами, из которых многие удержали и поныне, несмотря на все стремление австрийского правительства подвести всех подданных своих под общий уровень.
Пастровичи напомнили многое из первой моей молодости. Надо же было случиться, чтобы и теперь, как