Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории.

Когда я спускался с «Общины» к Триесту, то увидел на сильно взволнованном море дымившийся казенный пароход, который качался с боку на бок, поджидая меня: телеграф предупредил его о моем приезде. Мне стало тошно, как только подумал, что через несколько часов отправлюсь на нем.

Отобедав у генерал-губернатора гр. В., я на лодке дошел до парохода, который за сильным ветром стоял довольно далеко от берега. И огласился пароход стонами той гадкой болезни, от которой нет ни лекарства, ни спасения, которая отравляет все существование на море и уничтожает по моему мнению все выгоды мореплавания. – Генерал-губернатор гр. В. вместе с тем был и контр-адмирал, начальник Австрийского флота: тем не менее он не мог сделать переезда от Триеста до Венеции в самую тихую погоду без того, чтобы с ним не было дурно. Если это позволительно для контр-адмирала, то для нас обыкновенных смертных и подавно, особенно в такую бурную пору, в какую отправились мы на этот раз из Триеста.

Мы заходили в Зару, чтобы взять с собою генерал-губернатора Далмации Мамулу, и потом высадились в Рагузе: далее уже не в силах были продолжать путь морем и отправились до Кастель-Ново сухим путем, верхом. Дорогою происходило все то же, что делается и у нас при встрече генерал-губернатора: – право не лучше! В Кастель-Ново мы опять пересели на пароход, который был в нашем распоряжении. Каттарский залив представлял довольно надежное затишье.

В Каттаро нашли мы генерал-адъютанта императора Франца Иосифа. Непривычная деятельность кипела в городе. Некоторые части войска уже были придвинуты к турецким границам. Комиссаром, со стороны Австрии, был назначен майор генерального штаба Калик тот самый, которого имя впоследствии является с именем нашего и других комиссаров на акте иного рода. Тут я узнал, что Калик уже ездил к Омер-Паше и только что вернулся, что поездка его не имела официального характера, и что они расстались очень дружелюбно. Калик же предупредил меня, что вся долина между Антивари и Скутари находится под водой после продолжительных дождей, и что нам предстоит самый мучительный переезд, какой только можно вообразить. Впоследствии я убедился, что он ничего не преувеличил. Генерал-адъютант барон К. обязательно предложил нам казенный пароход до Антивари, чтобы сколько-нибудь поберечь силы наши для дальнейшего трудного пути. Но когда мы вышли за городские стены, то увидели картину, какой едва ли кому из нас случалось видеть. Залив Каттарский, постоянно тихий и покойный, куда казалось и ветру нельзя было проникнуть, походил на кипящий котел. Волны так и силились выбиться из-за скал, заграждавших им путь. Тучи черные и грозные совсем лежали над водою, и в этой густой и темной массе едва виднелся пароход, силившийся сняться с якоря и уже не слушавший руля, вырываемого волнами из рук матросов. Нас хлестало резким дождем и сшибало с ног ветром, а на море был совершенный хаос. Нечего было и думать о морском путешествии. Послали за лошадьми. Пока их отыскали и оседлали, прошло около 3-х часов, и только в полдень караван наш двинулся по направлению к Будве.

Поднявшись несколько в гору и обратившись назад, к заливу, мы увидели страшное зрелище: сильным порывом бури смело все тучи с волн, но с тем вместе сорвало с якоря пароход, и он носился по волнам, истощая все усилия людей и паров, чтобы уклониться от берега и выйти в открытое море; издали казалось, что вот-вот набросит его на скалу и разлетится он в щепы. После узнали мы, что действительно пароход только чудом спасся от совершенной погибели, хотя сильно пострадал. Наступила наша очередь терпеть. Хотя несколько и прояснилось, но ветер не стихал, и чем более приближались мы к вершине горы, тем он становился ощутительнее. Наконец мулы и лошади отказались идти: их сбивало с ног; надо было продолжать путь пешком; но вскоре убедились, что и этот способ путешествия невозможен. Буря грозилась сбросить нас в пропасть, что еще недавно случилось с одним из австрийских батальонных начальников. Мы переждали в одном из блокгаузов, находившихся на вершине горы, пока спадут первые сильные порывы ветра, и он хотя несколько ослабеет.

Дорога от Каттаро до Будвы довольно удобна. Это следы пребывания французов в стране; нужно бы только устроить в некоторых местах барьеры со стороны моря; во время дождей не один мул скатился вниз.

При въезде в Будву нас поразили разрушения, причиненные бурей; три купеческих судна, трабакулы, как называют их здесь, были выброшены на берег. На мачте одного из них, совсем разрушенного, развивался русский флаг. Капитан его, грек одесский, был у меня, рассказал бедствия своего крушения и просил переслать его и троих матросов в Одессу. Один из них, кажется, погиб.

В городе встретил меня австрийский чиновник, чтобы проводить на отведенную для ночлега квартиру; сзади его маленькой фигуры выдвигалась другая безмолвно, но умильно на меня поглядывавшая. Когда немец пошел впереди, высокая фигура поравнялась со мной.

– Вам отвели ночлег не у наших; я бы просил вас к себе, – сказал он, робко оглядываясь.