Семен, осовев от вина и еды, махнул рукой.
— Какое больше! Послушать, что наша Юлька плетет, — уши вянут.
— Таких, как она, немного. Надо шире смотреть. У людей возникла духовная заинтересованность в работе. Поэтому стыдно не только плохо работать, но и плохо вести себя в быту. Отсюда движение бригад коммунистического труда.
— Бригады, конечно, — движение новое, — сказала Танечка, ободрясь. — А духовная заинтересованность всегда была. Вспомни, как работали во время войны колхозницы. На трудодень-то мало получали!
— Мало. За таким столом не сиживали, — согласился Груздев, покосившись на Тризну, который полез в буфет за новой бутылкой коньяку. — Но та работа для наших женщин являлась борьбой за советскую власть, за мужей и сыновей, стоявших насмерть на фронте. Радости труда, которая родилась сейчас, тогда, конечно, не было.
— Но почему ты приписываешь все молодому поколению? — сердито спросил Семен. — А мы? Разве не мы породили эту радость труда?
— То была запевка. А теперь развернулось народное движение за коммунизм. Но и трудностей много появилось: в науке тормозит консерватизм и просто подлость отдельных мерзавцев, в быту мешают человеческие слабости, вредное, разлагающее влияние Запада и Америки. Идет борьба за души людей.
— Ну вот, начал за здравие, а кончил за упокой, — шутейно огрызнулся Тризна: ему хотелось просто отдохнуть, «кутнуть маленечко», а Алешу потянуло на философию. — То красота, то гнилые влияния.
— Да ведь стоят друг против друга два мира, два противоположных лагеря. И если мы величием своих свершений завоевываем симпатии лучших людей на той стороне, то, наоборот, идущие оттуда тлетворные веяния находят поддержку среди худших из нас. Тратятся же на что-то миллионы долларов и усилия подрывных американских центров, растущих, как поганые грибы.
— Ты перегибаешь, старик, — уже серьезно заговорил Тризна. — Если мы должны оберегать молодежь от буржуазных влияний, то почему ты ставишь ее выше нас? Я, как отец, не могу смотреть на своих птенцов снизу вверх. Родительская амбиция не позволяет. Хотя Юра у меня хорош, лобастый! Не чета Юльке, которая не сегодня-завтра станет светской дамой, — и прости прощай ее трудовая квалификация! Юра идейный — и в работе, и в личной жизни. Однолюб, как и я. Меня никогда не прельщали мужские блудни; девочки и все такое прочее. Может, ты прав: отбилась моя Танюшка от общественных дел, обескрылена, но я ею дорожу. Я без нее — пропал. — Семен расчувствовался, даже слезинки сверкнули на больших ресницах, однако легкий нрав пересилил, заставил его неожиданно рассмеяться: — Ты не думай, это не потому, что путь к мужскому сердцу лежит через желудок… Чувствую, куда гнешь, милый друг! Просто люблю я Танюшку.
— Не знает, как выхвалиться! Ради того готов жену принизить. Обескрылена… — Танечка обидчиво поджала губы, но тут же добродушно махнула рукой и потянулась за куском сдобного пирога с яблоками. — Насчет Юрика верно: он в Наденьку давно влюблен и других девушек просто не замечает. Что у нее там произошло с Ахмадшой, не знаю, но кончилось благополучно, и слава богу! С Юрой она будет счастлива.
Груздев молчком взял от Семена полную чарку, подумал: «Быстро вы тут решили! Нет, у таких, как Надя, чувства легко не меняются».
Он вспомнил последнюю встречу с Надей в заводском цехе. Она стояла, записывая что-то в блокнот, бледная, пасмурная, как яблонька, нежно белеющая в саду в серебряный весенний денек, когда солнце просвечивает за облаками.
«Ничего, теперь можете за меня не бояться», — выражал ее отчужденный и все равно тревожащий взгляд. И по-новому, по-женски заколотые волосы над тонкой шеей, и движение руки, которым она опустила блокнот в карман спецовки, — все говорило: «Я молода, хороша, а горе пройдет».
«Надя! — мысленно обратился к ней Груздев. — Неужели они говорят правду, и ты уже переметнулась к Юре? Но что значит „переметнулась“? — оборвал он себя и, стремясь забыться, потянулся к рюмке. — Почему, когда желанная женщина оказывает внимание нам лично, мы никогда не обвиняем ее в легкомыслии?»
— Давай еще по одной, — предложил Тризна, и коньячная бутылка сделала новые поклоны.
— Сеня, завтра рабочий день, — предупредила Танечка, доставая из кармана кокетливого передника горсть орешков.
— Завтра мы будем на высоте, дорогая женушка: дела пошли хорошо. Откачка нефти опять без перебоев. Почти все, что нужно для строительства водозаборов, мы выпросили. За разработку метода внутриконтурного заводнения наших нефтяников выдвинули на Ленинскую премию. Среди них и Дина Ивановна.