Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)

Двенадцатый год наступал во всеоружии страшной смерти. Ему предшествовала невиданная до того по величине и блеску комета, служившая грозным знамением для суеверного народа. Бедствия более существенные сопровождали одиннадцатый и начало двенадцатого года: запылали города и села русские: Киев, Воронеж, Казань, Уфа, Житомир, Бердичев и многие другие города обращены были большей частью в пепел. Во многих местах явился голод. Наконец, Русской земле, давно необагряемой кровью, пришлось пресытиться ею, как некогда, во времена монголов и Литвы. Наполеон вторгся в пределы России и лавой понесся по ней, не находя настоящей преграды до Бородино. Он вторгся без предварительного объявления, беззаконно попирая международные права. Мы однако ожидали войны, хотя еще и не были к ней приготовлены; средства наши были отчасти истощены, отчасти затрачены на продолжительную борьбу с Турцией. Только тут, почуяв рану, нанесенную прямо в сердце, восстала вся Россия как один человек; торжественный обет Александра, не вступать ни в какие переговоры с Наполеоном, пока хотя один человек из неприятельской армии будет в пределах России, нашел отголосок в каждом русском, возвратил Государю прежнюю безусловную любовь и безграничную веру в него.

Когда он явился в Москве, грустный, подавленный тягостью совершавшихся событий, один из толпы, посмелее других, купец или мещанин, подошел к нему и сказал: «Не унывай! Видишь сколько нас в одной Москве, а сколько же во всей России! Все умрем за тебя». Он передал словами то, что было на сердце у каждого. В армии как и в народе, ополчившемся чем попало, Государь мог читать выражение одних чувств, одних слов: «Caesar morituri te salutant»[38].

Здесь должны мы упомянуть о событии, которое находится в связи с обстоятельствами войны, – мы говорим о ссылке Сперанского. Была ли это жертва, принесенная общественному мнению, совершилась ли она вследствие клеветы и доноса, как думают более беспристрастные потомки, или личных убеждений Государя, – во всяком случае это была мера, приведенная в исполнение без предварительного следствия и суда, чего прежде не мог бы потерпеть Александр, и о чем нельзя не пожалеть в настоящее время. Но не так думали современники, они говорят об этом событии, как о первой одержанной над французами победе. – «Не знаю смерть лютого тирана могла ли бы произвести такую всеобщую радость», – говорит в своих записках желчный Вигель.

Несколько месяцев спустя, общему мнению, общему требованию суждено было выказать другую вопиющую несправедливость, но то было время тяжелое, смутное, время испытаний, когда полчища Наполеона наводнили уже всю Западную Россию и шли к обеим столицам.

Какой-то глухой, подавленный стон стоял над Россией. Казалось, неудовлетворенная злоба, жажда мести боялась высказаться, чтобы не слышать собственного стыда. Народное чувство было пробуждено, настроено, страсти воспламенены, как это было, вероятно, во времена 1612 года; женщины вооружались чем могли, кидались на отсталых французов, терзали их; бедняк нес последнюю копейку на защиту отечества. Посрамление земли родной и церкви – самая злая из всех бед, и горе врагу, который, в торжестве победы, не умеет уважать этого народного чувства. – Россия и Испания служили лучшим доказательством. В эти-то минуты неестественного, напряженного состояния и всеобщей вражды к иностранцам послышался общий ропот против русских генералов, носивших иноземное имя. Не понимая плана военных действий Барклай-де-Толли, его укоряли в медленности, даже в предательстве. Государь уступил народу, так безгранично жертвующему собою для спасения России. Отправляя престарелого Кутузова главнокомандующим, он сказал ему: «Ступай спасать Россию!» и предоставил славу этого спасения ему, а Барклай, как истинный герой, стал в ряды подчиненных.